Быстро пролетели последние месяцы школьной жизни. Пора было подумать о будущем. На память пришел вопрос, заданный Рисом: «А чем хотели бы заняться потом?» Она и сейчас не смогла бы на него ответить. Под влиянием старого Сэмюэля Элизабет новыми глазами стала смотреть на дело своей семьи, и ей ужасно хотелось принять в нем посильное участие. Но какое именно? Может быть, начать с помощи отцу? Она помнила легенды о своей матери, которая слыла великолепной хозяйкой, и в этом качестве была незаменимой помощницей для Сэма.
Теперь она займет ее место.
И это будет началом.
Свободной рукой шведский посол поглаживал зад Элизабет, но она, плавно кружась с ним в вальсе, старалась не замечать этого, ее глаза оценивающе оглядели элегантно одетых гостей, оркестр, слуг в ливреях, буфет, ломившийся от разнообразных экзотических блюд и тонких вин, и она мысленно похвалила себя: «Вечер удался на славу!»
Прием проходил в бальном зале их поместья на Лонг-Айленде. На прием было приглашено двести особо важных для «Роффа и сыновей» персон. Неожиданно Элизабет почувствовала, что посол очень сильно начинает прижиматься, пытаясь возбудить ее. Языком он легонько прикоснулся к ее уху и прошептал:
– Вы прекрасно танцуете.
– Вы тоже, – улыбаясь, сказала Элизабет и, неожиданно сбившись с такта, оступилась и острым каблуком бальной туфли, как бы нечаянно, сильно наступила ему на ногу. – Ради Бога, простите, ваше превосходительство! – с деланным раскаянием воскликнула Элизабет. – Позвольте, я принесу вам чего-нибудь выпить.
И она оставила его, легко скользя меж танцующих пар, направляясь к бару, по пути проверяя, все ли на месте и все ли довольны.
Поскольку отец во всем требовал совершенства, Элизабет, будучи к этому времени хозяйкой уже свыше ста его официальных приемов и встреч, никогда, даже на минуту, не позволяла себе расслабиться. Каждая встреча была событием, премьерой с десятками непредсказуемых мелочей, любая из которых могла преподнести неприятный сюрприз. Но никогда она не была так счастлива. Сбылась мечта ее юности стать близким другом отца, стать полезной ему, сознавать, что он нуждается в ней. Она примирилась с тем, что нужда эта была лишена личностного отношения, что ценилась не она сама, а то, какой вклад она вносила в дело развития фирмы. Ибо это был единственный критерий, по которому Сэм оценивал людей. Элизабет достойно заполнила брешь, зиявшую со времени смерти ее матери: она стала хозяйкой всех его официальных раутов. Но, будучи очень умным и наблюдательным человеком, она многому и научилась. А учиться было чему: вместе с отцом она бывала на деловых встречах в самолетах, гостиницах, заводах, посольствах и дворцах. Она видела, как отец умело распоряжается данной ему властью, как, ворочая миллиардами долларов, покупая или продавая, строя или разрушая, не упускает из виду никакой мелочи. «Рофф и сыновья» представлялись ей огромным рогом изобилия, и она видела, как мудро и щедро отец одаривает из него друзей и мастерски оберегает богатства концерна от врагов. Это был восхитительный мир интереснейших людей, и Сэм Рофф царил в нем на правах владыки.
Оглядывая зал, Элизабет заметила у бара Сэма, беседовавшего с Рисом, каким-то премьер-министром и сенатором из Калифорнии. Поймав взгляд Элизабет, отец поманил ее пальцем. Она пошла к нему, вспоминая на ходу, как все это начиналось.
После окончания школы она вернулась домой. Ей тогда исполнилось восемнадцать лет. В это время их домом была квартира на «Бикман-плейс» в Манхэттене. Вместе с отцом в квартире находился Рис. Она почему-то знала, что он там будет. В мыслях он всегда был с ней, и в моменты отчаяния и уныния она вызывала его образ из потаенных глубин памяти, и он согревал ее и скрашивал одиночество. Вначале это казалось невозможным. Пятнадцатилетняя девочка и двадцатипятилетний мужчина. Десять лет разницы растягивались в сотню лет. Но волшебным образом в восемнадцать эта математическая разница преобразилась и перестала служить препятствием. Словно она росла быстрее, чем старился Рис.
Когда она вошла в библиотеку, где они сидели и беседовали, мужчины встали. Отец рассеянно бросил:
– А, Элизабет. Только что прибыла?
– Да.
– Та-ак. Стало быть, окончила школу.
– Да, папа.
– Прекрасно.
Приветствие было закончено. Улыбаясь, навстречу ей шел Рис. Видно было, что он искренне рад видеть ее.
– Ты чудесно выглядишь, Лиз. Как прошла церемония? Сэм хотел сам туда поехать. Но не смог вырваться.
Он говорил то, что должен был сказать отец.
Элизабет злило, что она чувствует себя уязвленной. Это не потому, что отец не любил ее, говорила она себе, просто он был более предан тому миру, где ей не было места. Сына он бы позвал в этот мир, дочь же там ему была не нужна. Дочь не укладывалась в корпоративную схему.
– Простите, что отрываю вас от дела.
Она направилась к двери.
– Одну минуточку, – сказал Рис, затем обернулся к Сэму: – Лиз прибыла как раз вовремя. Кто же, если не она, поможет нам устроить прием в субботу?
Сэм внимательно посмотрел на Элизабет, как бы заново оценивая ее. Она была очень похожа на мать. Та же красота, та же естественность в движениях и облике. В глазах его мелькнула заинтересованность. Ему до этого и в голову не приходило, что его дочь может стать движимым имуществом «Роффа и сыновей».
– У тебя есть вечернее платье?
Элизабет удивленно взглянула на отца.
– Я...
– Не важно. Иди и купи. Сможешь организовать прием?
Элизабет взяла себя в руки.
Разве не для этого ее посылали в закрытую швейцарскую школу? Уж там постарались привить своим воспитанницам самые изысканные манеры.
– Смогу, конечно.
– Хорошо. Я пригласил несколько человек из Саудовской Аравии. Будет примерно... – Он взглянул на Риса.
Рис улыбнулся Элизабет и сказал:
– Человек сорок, плюс-минус несколько.
– Все будет в порядке, – самонадеянно заявила Элизабет.
Худшего провала еще никогда не было в ее жизни.
На первое Элизабет заказала шефу закуску из крабов, на второе cassoulets, поданное к столу с тщательно отобранными ею марочными винами. К ее несчастью, cassoulets включает в себя свинину, арабы же ее, равно как и всяких ракообразных, не едят. Воздерживаются они и от алкогольных напитков. Гости только смотрели на пищу, но не притрагивались к ней. Элизабет сидела во главе огромного стола на противоположном от своего отца конце ни жива ни мертва от смущения.
Положение спас Рис Уильямз. Он быстро встал, ненадолго скрылся в кабинете и куда-то позвонил. Затем вернулся в обеденный зал и, пока официанты убирали стол, занимал гостей забавными рассказами и побасенками.
Спустя, казалось, мгновение вдруг словно из ниоткуда возникли тележки с провизией, и на столе появились различные блюда. Кускус из крупы, приготовленный на пару мясного бульона, барашек en brochette, рис, горы цыплят табака, жареной рыбы, которых сменили сладости, сыр и свежие фрукты. Все были довольны, кроме Элизабет. Она до того расстроилась, что вообще не смогла притронуться к пище. Всякий раз, бросая взгляд в сторону Риса, она видела его заговорщически улыбающиеся глаза. Элизабет не могла себе объяснить, почему ее коробило от мысли, что Рис не только оказался свидетелем ее провала, но и что именно он выручил ее из беды. Когда прием наконец завершился и последние гости под утро разъехались по домам, Элизабет, Сэм и Рис оказались в гостиной. Рис разливал по бокалам бренди.