Алек почувствовал, что у него перехватило дыхание. Пошатываясь, он направился к «скорой помощи».
– Мы впрыснули ей большую дозу болеутоляющего, – сказал врач. – Она вас может не узнать.
Алек, казалось, даже не расслышал его слов. Он тяжело вскарабкался в «скорую помощь», уселся на откидное сиденье и уставился на свою жену, не заметив, как закрыли задние дверцы, как взревела сирена и как «скорая помощь» тронулась в путь. Он взял холодные руки Вивиан в свои. Глаза ее открылись.
– Алек, – невнятно прошелестело в воздухе.
Глаза его наполнились слезами.
– Родная моя, родная моя.
– Двое в... в масках... прижали меня к полу... сломали мне ноги... теперь никогда больше не смогу танцевать... навсегда останусь калекой, Алек... Ты не бросишь меня?
Он ткнулся головой в ее плечо и заплакал. Это были безутешные слезы отчаяния, но было в этих слезах и то, в чем он сам себе боялся признаться. В них было облегчение. Сделавшись калекой, Вивиан теперь будет безраздельно принадлежать только ему.
Но Алек знал, что этим все не кончится. Они еще не сказали своего последнего слова. Это был только первый звонок. Избавиться от них навсегда он сможет лишь тогда, когда полностью выполнит их требования.
И незамедлительно.
Цюрих
Четверг, 4 декабря
Ровно в полдень на коммутаторе главного управления цюрихской «Криминалполицай» раздался телефонный звонок, который был тотчас переведен в кабинет старшего инспектора Шмита. Когда старший инспектор закончил говорить по телефону, он немедленно отправился на поиски инспектора Макса Хорнунга.
– Все кончено, – сказал он Максу. – Дело Роффа завершено. Убийца найден. Живо летите в аэропорт. Вы еще успеете на свой самолет.
Макс захлопал глазами.
– И куда же я лечу?
– В Берлин.
* * *
Старший инспектор Шмит набрал номер Элизабет Уильямз.
– Звоню вам, чтобы сообщить хорошую новость, – сказал он. – Телохранители вам больше не понадобятся! Убийца пойман.
Элизабет судорожно сжала трубку в ладони. Наконец она узнает имя своего безликого врага.
– Кто же он? – спросила она.
– Вальтер Гасснер.
* * *
Они мчались по автостраде в направлении Ванзее. Макс сидел на заднем сиденье рядом с майором Вагеманом, а на переднем сиденье ехали еще двое инспекторов. Машина встретила Макса в аэропорту Темпельгоф, и майор Вагеман кратко изложил ему суть дела.
– Дом окружен со всех сторон, – закончил он, – но все равно надо быть очень осторожным. В качестве заложника он держит жену.
– А как вам удалось выйти на Вальтера Гасснера? – спросил Макс.
– Благодаря вам. Именно поэтому я бы хотел, чтобы вы лично присутствовали при его поимке.
Макс удивленно вскинул брови:
– Благодаря мне?
– Помните, вы рассказали мне о его визите к психиатру? По какому-то наитию я разослал описание Гасснера другим врачам-психиатрам и выяснил, что он обращался за помощью более чем к шести из них. И каждый раз под другим именем. И больше у них не появлялся. Он знал, что болен. А пару месяцев назад к нам в полицию позвонила его жена, но, когда наши люди приехали, чтобы выяснить, в чем дело, она отослала их обратно.
Они свернули с автострады. Теперь уже было недалеко.
– Сегодня утром нам позвонила поденщица, фрау Мендлер. Она сообщила, что когда в понедельник пришла прибираться в дом Гасснеров, то с хозяйкой дома ей пришлось общаться через запертую снаружи дверь спальни. Миссис Гасснер сказала ей, что ее муж убил их детей и собирается убить ее.
Макс захлопал глазами.
– Она там была в понедельник? А позвонила только сегодня?
– У фрау Мендлер довольно обширное уголовное прошлое. Она боялась звонить нам. Вчера вечером она обо всем рассказала своему дружку, и он посоветовал ей позвонить нам.
Они прибыли в Ванзее. Машина остановилась в квартале от дома Гасснеров, припарковавшись сзади к невзрачного вида автомобилю. Из него тотчас вылез мужчина в штатском и направился к машине, где сидели майор Вагеман и Макс.
– Он все еще внутри, герр майор. Мои люди не спускают с дома глаз.
– Как вы думаете, женщина еще жива?
Полицейский замялся.
– Не знаю, герр майор. Все ставни закрыты изнутри.
– Ладно. Все надо сделать тихо и быстро. Все по местам. Начнем через пять минут.
Полицейский помчался исполнять приказ. Майор Вагеман нагнулся к машине и вынул небольшую переносную рацию. По ней стал негромко отдавать распоряжения. Макс не слушал, что он говорит. Он думал о том, что майор Вагеман рассказал ему всего несколько минут назад. Что-то в рассказе явно не сходилось. Но времени на расспросы не было. Укрываясь за деревьями и кустами, к дому со всех сторон двинулись люди. Майор Вагеман обернулся к Максу:
– Идете с нами, Хорнунг?
Максу показалось, что парк заполонила целая армия. У некоторых из полицейских были в руках винтовки с оптическим прицелом, сами они были одеты в пуленепробиваемые жилеты, некоторые из них были вооружены тупорылыми газовыми винтовками. Операция проводилась с математической точностью. По сигналу майора Вагемана в окна нижнего и верхнего этажей были одновременно брошены гранаты со слезоточивым газом, и тотчас двери парадного и черного ходов были высажены дюжими полицейскими в противогазах. За ними с пистолетами наготове в дом ринулись другие полицейские.
Когда Макс и майор Вагеман через открытые двери вошли в гостиную, она была наполнена едким дымом, который быстро улетучивался, так как все окна и двери уже были открыты настежь. Два инспектора ввели в гостиную Вальтера Гасснера в наручниках. Поверх пижамы на нем был наброшен халат, он был небрит, с запавшими щеками и воспаленными глазами.
Макс во все глаза уставился на него, так как впервые видел его лично. Он показался ему каким-то ненастоящим. Настоящим был тот, другой Вальтер Гасснер, чья жизнь была разложена компьютерами по колонкам цифр, графикам и схемам. Кто же из них двоих был тенью, а кто плотью?
– Вы арестованы, герр Гасснер, – объявил майор Вагеман. – Где ваша жена?
– Ее здесь нет, – хрипло сказал Вальтер Гасснер. – Она исчезла. Я...
Наверху послышался шум взламываемой двери, и несколькими секундами позже до них донесся голос одного из инспекторов:
– Я нашел ее. Она была заперта в своей спальне.
Вскоре на лестнице в сопровождении инспектора появилась дрожащая Анна Гасснер. Волосы ее были всклокочены, лицо в пятнах и грязных потеках, из глаз неудержимо катились слезы.