Я взяла второй фотоальбом. И не успела его раскрыть, как мне на колени посыпались письма. Я взяла в руки первое письмо и стала читать:
«Здравствуй, Саша! Я пишу в надежде, что ты все-таки прочтешь мое послание. Было бы обидно знать, что все мои попытки разговора с тобой закончились неудачей. Эти письма в один конец, как купленный билет, который невозможно вернуть…»
Я бегло пробежала глазами письма. Описание событий, которые мне ни о чем не говорили и были мне абсолютно незнакомы. Свадьбы, рождения детей, смерти.
Но одно из писем заставило меня прочитать его внимательней. «Помнишь, как в детстве ты играл в пещере Трех Монахов, тебе нравился ее грот, и как я тебя ругала за это. Ты был весь перепачканный, в пыли, в земле. Ты любил убегать к Южной Демерджи, бродить по долине Привидений. И все, что находил там, складывал потом в пещеру Трех Монахов. Все твои найденные статуэтки и фигурки лежат там до сих пор и ждут тебя. Там же лежат и наши фамильные драгоценности, то, что твоей прабабке и бабке удалось сберечь от большевиков. Ты – наследник и хранитель нашего рода. Они – твои…» Я спрятала фотоальбомы и письма в сумку и вышла на кухню.
– Уже уходишь? – встрепенулась тетя Тома. Такса залилась лаем.
– Да. Пора. Я буду звонить и приезжать.
– Кстати, твой отец незадолго до гибели говорил, что собирается летом поехать отдохнуть. Ненадолго.
– Куда? – севшим голосом спросила я.
– Не сказал, – пожала плечами тетя Тома. – Или я забыла? Нет, по-моему, все-таки не сказал.
Я чмокнула старушку в щечку и поехала на квартиру к отцу. Мне нужно было поискать бронзовые фигурки: если их нет, тогда получается, что убийство моего отца было тщательно спланировано и продумано и просто замаскировано под обычное ограбление…
В пустой квартире отца было как-то непривычно. Я включила везде свет и принялась за поиски.
Ничего не обнаружив, я села на диван. Я размышляла о своем отце, который хранил бабкины письма и никому их не показывал. Он не поделился своей тайной даже со мной. Не хотел или не успел? Почему он скрыл это от меня? И куда он собирался уехать летом? В Алушту? Зачем? Вопросов было больше, чем ответов.
И завтрашний визит к следователю Легчилову мог помочь мне расставить точки над «и» или хотя бы немного прояснить ситуацию.
Наутро я созвонилась с Романом Валерьевичем, и он согласился встретиться со мной. Правда, по его тону нельзя было сказать, что он обрадовался такой возможности. Когда возникла легкая заминка, я почему-то подумала, что вот сейчас он перенесет нашу беседу или скажет, что в настоящий момент он занят, а когда освободится – не знает. Поэтому его согласие я восприняла как хороший знак.
В кабинете было светло. Жалюзи были приподняты, и свет лился из всех окон.
– Садитесь! – без всякого выражения сказал Легчилов. Он почти не изменился, только отрастил усы, которые делали его старше. Хотя, на мой взгляд, ему было не больше тридцати пяти.
– Вы сказали, что у вас есть некая информация…
– Предположение, – уточнила я, усаживаясь на стул. – Моего отца убили не случайно, а намеренно…
– Ни улики, ни факты не доказали это, – перебил он меня. – И давайте придерживаться этой версии. Или у вас есть какие-то доказательства? – Он наклонил голову набок, словно прислушиваясь к собственным словам.
Я понимала, что, рассказав все, я вряд ли смогу рассчитывать на то, что он непременно кинется помогать мне. Но, похоже, у меня не было другого выхода. Я же пришла к нему за помощью, почему же мне так трудно сделать первый шаг ему навстречу и поделиться информацией? Или сам факт, что это семейное дело, так давил на меня?
– Я пришла узнать, есть ли какие-то новости в этом деле?
Он внимательно посмотрел на меня, словно взвешивая: я в самом деле такая ненормальная или только притворяюсь.
– Нет. Ничего нового по вашему делу нет. Или у вас появилась какая-то информация?
– Появилась.
– Вот с этого и надо начинать.
– Дело в том, что недавно я была в Крыму…
Я рассказала подробно, стараясь ничего не упустить, хотя у меня сложилось впечатление, что подробности ему как раз-то и не нужны. А хочется поскорее добраться до сути, а я не понимаю этого и мучаю его деталями. Но он почти не перебивал меня и только иногда задавал краткие вопросы.
– Это все?
– Все! – выдохнула я.
– Увы! К сожалению, вашу информацию к делу не пришьешь.
– Почему?
– Сморите сами. – Он провел рукой по темно-синему пиджаку, словно стряхивая с него несуществующие пылинки. – В археологическом лагере вы находите фигурки, похожие на те, что были в квартире у вашего отца. Так?
– Так, – согласилась я.
– Вы считаете, что из-за них неизвестный вор залез к нему и убил. Откуда он мог знать об этом?
Я развела руками.
– Вот-вот. Вы просто один факт притянули к другому. Знаете, сколько на майские праздники и летом у нас совершается ограблений? – Не дождавшись моего ответа, Роман Валерьевич ответил сам: – Тьма. И статистика с каждым годом растет. Грабители лезут наобум, лезут, потому что в холле тихо и дверь деревянная. И потому, что у соседей тишина. Или окно полуоткрыто и удобно расположено. Существует множество причин, по которым вор облюбовал именно ту или иную квартиру. А то, что у вашего отца ничего не взяли, так и брать особенно было нечего – вы сами признали. Вор залез по ошибке. Бывает и такое. Кстати, не так уж и редко.
– Что же, по-вашему, вор полез в квартиру, даже не проверив, есть ли там что брать? Не наведя справки? – не сдавалась я.
– Не факт. – Теперь Легчилов поднял на меня глаза. В них не было ни раздражения, ни любопытства. Скорее он смотрел на меня, как на маленькую девочку, задававшую, по его мнению, глупые вопросы. Или которая пыталась доказать, что знает намного больше его. – Воры тоже разные. Одни залезают и берут все, что подворачивается под руку. Выносят вещи среди бела дня на глазах у бабулек на лавочке и грузят их в подогнанный фургон, а окружающие думают, что люди просто переезжают в другую квартиру. Даже подушек не оставляют. Другие пошарили глазами, потыркались, поняли, что здесь им ничего ценного не обломится, и дали деру.
– Но они же все перевернули в квартире отца вверх дном, – вставила я.
– Правильно, – кивнул следователь. – Когда поняли, что ошиблись и влезли не туда. Такое в нашей практике случается. Перевернули со злости.
– Возьмите это… – я протянула Легчилову письмо, – прочтите.
– Что это? – Он поднял на меня глаза.
– Письмо. Я нашла это у моей тетки. Отец отдал эти письма ей незадолго до своей смерти. Может быть, он предчувствовал ее?
Вопрос повис в воздухе.
Легчилов принялся читать письмо.