На другой день ровно в два часа я была у Борькиного офиса. Зашла внутрь. Приветливая секретарша Ирочка, миниатюрная куколка с черными кудряшками и пухлыми губками, улыбнулась мне.
– С визитом или в гости, Валерия Михайловна?
– С визитом, с визитом, – вздохнула я.
– Борис Всеволодович сейчас освободится.
– Подожду.
Распахнулась дверь, и Борька вышел с молодой женщиной в обтягивающих черных джинсах и розовой кофточке с большим декольте. Они смеялись, Борька держал даму под локоток. Словом, неутомимый Борька был в своем репертуаре самца и соблазнителя. Увидев меня, кивнул.
– Одну минуту. Я только даму провожу.
– Я не тороплюсь.
– Вам кофе? – прощебетала Ирочка. – Или чай?
– Нет. Спасибо.
Борька вернулся через десять минут.
– Ну, пошли ко мне, посидим.
– Я предложила Валерии Михайловне кофе – она отказалась.
Борька фыркнул.
– Валерия Михайловна стаканами текилу глушит, а ты ей – кофе.
– Не нарушай мой имидж.
– Ну-ну… строишь из себя невинного ангелочка?
Такие подколы вполне в Борькином духе.
Мы прошли в его кабинет. За ним была маленькая комнатка с диванчиком, на который Борька укладывал своих дам.
«Мини-будуарчик» называла я эту комнатку. Там стояли диван, журнальный столик, миниатюрный шкафчик, висела картина эротического содержания: женщина топлес в черных чулках с подвязками гладит леопарда, стоящего рядом.
– Ты хоть бы повесил что-нибудь поприличнее.
– Приличней некуда, – хохотал обычно Борька. – Искусство обеспечивает темп и дает настрой, сокращает расстояние и экономит время.
Я вошла в мини-будуарчик и села на диван.
– Что будешь? Водку, коньяк, текилу?
Текилу Борька держал для меня.
– Текилы я вчера напилась. Давай коньяк. Чинно и благородно. Маленькую рюмочку. И шоколадные конфеты.
– Все сделаем в лучшем виде. А потом диванчик, а? – подмигнул мне Борька.
Иногда он подкатывал ко мне с такими шуточками, впрочем, ни на что особо не надеясь. Я шутливо или серьезно отказывала, но Борька не настаивал. Скорее, он говорил эти слова по инерции. Так сказать, амплуа донжуана обязывало.
Борька достал бутылку коньяка, открыл пробку, понюхал.
– Амбре – отпад! Один клиент подарил. Специально берегу для особых случаев.
Он налил коньяк в крохотные рюмки и поставил на столик коробку шоколадных конфет.
– Ну, рассказывай.
Я рассказала ему все свои перипетии и замолчала.
– Н-да, дела, – выдохнул Борька и почесал свою рыжую бороду. – Влипла ты!
– Спасибо тебе, Боречка, за слова утешения и поддержки, – вспыхнула я. Глаза невольно налились слезами.
– Лер, брось. Я не сказал ничего ужасного. Просто констатировал факт. Ты же умная жесткая баба. Тебе что, будет лучше от моих пилюль? Не думаю. Ты же не хочешь услышать от меня байку, что у тебя все в порядке, плюнь на проблему, и она рассосется сама собой.
– Ты прав, – неохотно признала я.
– Тогда давай думать, что делать.
За что я любила и ценила Борьку, так это за способность мгновенно откликаться на просьбу о помощи. Бывают люди, которых вроде бы числишь в хороших знакомых, но стоит тебе попросить о чем-то – сразу уходят в кусты, как будто бы ничего не слышали. Борька не такой.
– Ты для начала скажи: кто такой Хатонцев?
– У-у… – повертел головой Борька. А потом выдохнул. – Крутой бизнесмен с криминальным прошлым и криминальным настоящим. У него в Омске, да и не только там – свой бизнес, доля в акциях предприятий-гигантов. Словом, крупный авторитет со своей реально разветвленной империей. Они с Рысевым были постоянно на ножах. Настоящие соперники-конкуренты.
– Он мог приложить руку к его смерти?
– Без сомнения. Хатонцев был самым непримиримым врагом Рысева, так что… выводы делай сама.
– У Рысева могла быть реальная компра на него?
– Могла, – выдохнул Борька, – очень даже могла. Даже более того, это похоже на Александра Степановича: подстраховаться. Но где сей документ сейчас? У кого он может быть?
– Борь… ты был знаком с бизнесом Рысева. Я была… совсем далека от этого.
– Я знаю, – кратко бросил Борька. – Но ты преувеличиваешь мою осведомленность. Я, наоборот, хотел бежать от всего этого подальше.
– Почему?
Взгляд Борьки застыл. Он замолчал. Потом перевел взгляд на свои руки. Я посмотрела на них. Они дрожали.
– Я никому не хотел об этом говорить. Это было давно… – Он провел рукой по лбу. – Господи. А как будто вчера. Мою мать с отцом подожгли на даче только из-за того, что они с юности дружили с Рысевым. Были друзьями его молодости. Они только что отпраздновали двадцатипятилетие совместной жизни. Поехали на дачу на недельку отдохнуть и… сгорели. Пламя вспыхнуло сразу, когда они спали ночью. Потом установили, что это была легковоспламеняющаяся смесь. Дом занялся мгновенно… – Борька опустил голову.
Я встала, обошла журнальный столик и, подойдя к Борьке, прижала его голову к себе.
– Не надо, Борь, не надо.
Он плакал, не стыдясь своих слез.
– Я не мог больше оставаться в Омске. Рванул в Москву. Скитался по вокзалам. Рысев разыскал меня и дал деньги на учебу, помог снять квартиру. Все оплачивал, ощущая свою вину передо мной, поддерживая меня. Мои родители и семья Рысева дружили по-настоящему. Александр Степанович много раз предлагал отцу уйти к нему и зарабатывать приличные деньги, намного больше, чем тот получал, работая на заводе в КБ. Но отец отказывался, его устраивали и работа, и предприятие, которым он гордился. Тогда мне придется купить твой завод, со смехом говорил Рысев, чтоб ты перешел ко мне. А уже после смерти родителей я узнал, что Рысев наотрез отказался участвовать в аукционе по продаже машзавода. Не могу, говорил он, из-за Севы не могу. Я буду ходить по этим помещениям и все время представлять себе, как Сева работал бы там до сих пор, как мы бы с ним общались, обсуждали охоту, рыбалку. Мой отец часто охотился с Рысевым…
Борька вытер слезы тыльной стороной ладони и мягко оттолкнул меня.
– Спасибо, мать Тереза. Дальше я справлюсь сам.
Я вернулась на свое место.
– Налей еще коньячку, – тихо сказала я. – А деньги на эту фирму тебе тоже дал Рысев?
Это было так похоже на него! Ощущать ответственность за тех людей, которых он любил!
– Естественно, – сухо сказал Борька. – Откуда у меня такие деньги…