Он говорил со мной, опустив голову и не встречаясь глазами.
– Пока! – Он взмахнул рукой.
– Пока, – прошептала я.
Я умылась холодной водой, отчего у меня защипало лицо, вынула из рюкзака Андрея свой пакет с вещами, взяла из него зубную пасту и почистила зубы, аккуратно выдавливая пасту из тюбика и стараясь расходовать воды из бочки как можно меньше. Затем вытерлась своим маленьким ярко-салатовым полотенцем и повесила его на край стола – сохнуть.
Итак, я осталась одна. Меня обступила абсолютная тишина. Дома, когда я оставалась одна, то сразу включала телевизор или музыку. Тишина действовала мне на нервы. Всю жизнь я не любила двух вещей: тишины и одиночества. И всю жизнь они настигали меня. Даже если я бежала от них со всех ног.
Здесь я была одна и наедине с тишиной. Сначала мне показалось, что я оглохла. Сюда не долетали никакие звуки. Но потом, прислушавшись, поняла, что звуки были: легкий шум и свист ветра, пролетавшего над макушками елей, скрип качнувшегося дерева, хлопок от сорвавшегося с веток снежного кома. Тайга ожила, задышала.
Я сидела, прислонившись к стене, и находилась в странном состоянии полусна-полуяви. От печки шло тепло, и я дремала наяву, c открытыми глазами.
Не знаю, сколько прошло времени, но, очнувшись от непонятного оцепенения, я решила прогуляться и вышла на улицу. Небо было нежно-лиловым, безоблачным. Ровными стройными рядами темно-зеленые, почти черные ели уходили в бесконечно высокое небо. Я посмотрела вверх, и у меня закружилась голова. Я потопталась на площадке, где вчера горел костер, потом сделала шаг в сторону и чуть не утонула в большом сугробе. Снега было почти по пояс. Настоящее море снега. Я шагнула в другую сторону. То же самое.
Я оставила свои попытки и вернулась в избу.
Несколько раз я меняла повязку на руке, ладонь уже болела значительно меньше и только тогда, когда я надавливала на порез. Пару раз я вынесла туалетное ведерко. Чтобы не было запаха, насыпала туда снега, а через какое-то время вытряхнула.
Темнело быстро. Делать было абсолютно нечего, и большую часть я дремала в углу. Когда наступили сумерки, я стала нервничать и поминутно прислушиваться. Андрей обязательно должен вернуться до наступления темноты. Когда вокруг непроглядная чернь – никто не сможет определить дорогу. Даже он.
И все-таки я проморгала возвращение Андрея. Я сидела и смотрела на огонь в печке, когда дверь распахнулась, и на пороге появился Земцов. Я вскочила на ноги.
– Привет!
– Привет. Ты почему дверь не закрыла?
– Разве?
– Да. Это опасно.
– Ну… прости. Больше не буду.
Я искренне обрадовалась его появлению, а он, как всегда, упрекал.
– Как дела?.. Удалось что-то узнать?
– Подожди. Слишком много вопросов. Дай мне раздеться, попить чаю. Разве ты не знаешь, что мужчину нужно сначала накормить, а потом расспрашивать.
Он говорил таким тоном, что было абсолютно непонятно, то ли шутит, то ли говорит всерьез.
Я охнула.
– О еде я как-то не подумала.
– Ладно. Я привез колбасы. Но оставил ведь макароны, можно было сварить.
– В следующий раз обязательно сварю. Давай сейчас сделаю бутерброды.
– Я сам.
Ловкими движениями Андрей достал из рюкзака хлеб, колбасу, сыр, сделал бутерброды, положил их на одноразовую тарелку.
– Ешь. А ты вообще что-то ела?
– Нет. Не хотелось.
В котелке звонко булькал кипяток.
Мы пили чай с бутербродами, Андрей молчал. От его молчания мне было не по себе, и я решила нарушить тишину.
– Ты еще ничего не рассказал… как съездил.
– Я пока ничего не узнал. К сожалению.
– И что теперь делать?
– Ждать. Я буду каждый день ездить в город и пытаться по своим каналам что-то узнать о Кулакове.
– А если он уже умер? – такой вариант развития событий только что пришел мне в голову.
– Все может быть.
Он не пытался меня утешить или подбодрить. Его слова тяжелым свинцом ложились на грудь.
Я закусила губу.
– Хорошенькое дело! И ты так спокойно об этом говоришь. В конце концов ты должен все предусмотреть.
– Что я и делаю.
– Не видно.
Земцов шагнул ко мне. Я тоже встала.
– Ты мало работаешь над моим делом, мог бы двигаться и оперативнее.
Он резко притянул меня к себе, от неожиданности я качнулась назад. Следующим рывком он обхватил меня за плечи и, нагнувшись, поцеловал. В этом поцелуе не было нежности, скорее, досада и раздражение, злость на меня. На то, что я постоянно возражала и подкалывала его. Губы Земцова были твердыми, но одновременно теплыми; поцелуй жег и будоражил. Он резко отпрянул от меня, словно испугавшись своего поступка. Я шагнула к нему и, встав на цыпочки, обхватила его шею правой рукой и поцеловала. Это был стихийный порыв, желание продолжить начатое. Поцелуй затянулся. Нежный, жгучий, бесконечно долгий. Я не могла оторваться от его губ… Он, в свою очередь, то сжимал мою талию, то скользил руками по бедрам.
Звук, донесшийся из леса, медленно вернул меня к реальности. У меня вырвалось тонкое всхлипывание, похожее на легкий стон.
Меня качнуло влево. Я оперлась о стенку, но Андрей придержал меня. Мои ноги внезапно стали ватными, я с трудом приходила в себя.
Андрей смотрел на меня. В его взгляде была нежность, желание, потрясение. Я не могла обмануться. Наверное, сейчас он уже мысленно раздевал меня, срывал одежду и перекидывал назад, на мою обнаженную спину тяжелые волосы…
Все это читалось в его взгляде. Внутренне я ощущала ликование. Все-таки я одержала над ним пусть маленькую, но победу. Он не такой строгий и неуязвимый, каким хочет казаться. Поделом ему!
Я была рада, что мне удалось сорвать с него маску вежливости и холода и разбудить первобытные инстинкты. Если он сейчас захочет продолжения – я дам ему достойный отпор. Сдаваться так сразу – глупо. У меня есть свои правила поведения с мужчинами, от которых я не собиралась отказываться. Одно из этих правил гласило: разжигай желание как можно дольше, так тебя будут больше ценить.
Я стояла и ждала…
Но Земцов, похоже, пришел в себя. Он провел рукой по волосам, потом оторвал свой взгляд от меня и спросил, глядя в сторону:
– Как твоя рука?
– Все в порядке, – буркнула я. Мне казалось, что осечки быть не должно, и я все рассчитала правильно. Но получается, что продолжения не будет и напрасно я хотела щелкнуть Земцова по носу.
Он – достойный противник. Правда, первым потянулся ко мне. Возможно, он просто затыкал мне рот своим поцелуем. А я… поддалась. Не надо было мне так открыто бросаться ему на шею. Он мог подумать, что я растаяла от его прикосновений. А мне бы не хотелось, чтобы он так думал. Все эти мысли проносились в моей голове со скоростью метеорита.