— В этом случае, — сказал Палафокс, — самым мудрым с твоей стороны будет исчезнуть.
— Исчезнуть? Куда?
— Туда, куда я укажу.
— Нет, — сказал Беран. — Вашим орудием я больше не буду.
Палафокс поднял брови:
— Что ты теряешь? Я предлагаю спасти твою жизнь.
— Но не из заботы о моем благополучии.
— Разумеется, нет, — зубы Палафокса на мгновение сверкнули в ухмылке.
— Только простофилю можно было бы так провести. Я окажу услугу прежде всего себе самому, а заодно и тебе. Если ты понимаешь это, я предлагаю сейчас же покинуть гостиницу. Я не хочу слишком явно обнаруживать себя во всей этой истории.
— Нет.
Палафокс начинал злиться:
— Чего ты хочешь, в конце концов?
— Я хочу стать Панархом.
— Да, конечно! — воскликнул Палафокс. — С какой же, думаешь, стати я здесь? Пойдем, надо поскорее убираться отсюда — в противном случае ничем, кроме падали, ты не станешь.
Беран встал, и они покинули гостиницу.
Вдвоем они летели на юг над паонитскими поселками со множеством старинных усадеб, потом над морями, испещренными белыми точками — парусами рыбацких судов. Они летели все вперед и вперед, и ни один не проронил ни слова — каждый был погружен в свои мысли.
Наконец Беран прервал молчание:
— Каков же тот процесс, в результате которого я стану Панархом?
Палафокс ответил коротко:
— Он начался месяц назад.
— Слухи?
— Необходимо, чтобы до людей Пао дошло, что ты существуешь.
— А чем я лучше Бустамонте?
Палафокс сухо рассмеялся:
— Ну, если в общих чертах — определенные планы Бустамонте не в моих интересах.
— И вы надеетесь, что я буду снисходительнее к вам?
— Во всяком случае, упрямее Бустамонте ты не будешь.
— В чем же состоит упрямство Бустамонте? Он отказывается выполнять любые ваши желания?
Палафокс гулко фыркнул:
— Ах ты, юный негодяй! Да ты лишишь меня всех моих привилегий!
Беран молчал, отчетливо сознавая, что если он действительно станет Панархом, в первую очередь сделает именно это.
Палафокс продолжал говорить более примирительно:
— Но это все в будущем и не должно сейчас нас беспокоить. Сейчас мы союзники. И в ознаменование этого союза я подготовил все для проведения твоей первой модификации, как только мы вернемся в Пон.
Беран был потрясен: модификация? Секунду он размышлял, сомневаясь.
— И какого рода?
— Какую ты предпочитаешь? — ласково поинтересовался Палафокс.
Беран скользнул взглядом по твердому профилю. Палафокс, казалось, был вполне серьезен.
— Использование всех ресурсов мозга.
— О, эта модификация — самая сложная и тонкая из всех прочих, и потребовались бы годы сложнейшей работы — даже в условиях Брейкнесса. В Поне это невозможно. Выбирай другую.
— Вне сомнения, моя жизнь будет полна непредвиденных случайностей, — сказал Беран. — Способность испускать энергию из руки может очень пригодиться.
— Правда, — согласился Палафокс, — но, с другой стороны, что может внести большее замешательство в ряды врагов, чем зрелище того, как ты поднимаешься в воздух и улетаешь? И поскольку разрушительная энергия твоей руки устрашила бы не только врагов, но и друзей, нам лучше избрать в качестве первой модификации способность к левитации.
В иллюминаторе показались исхлестанные прибоем утесы Нонаманда. Путники миновали прокопченную рыбацкую деревушку, пролетели над отрогами Сголафа, скользнули над самыми скалами к главному хребту континента. Гора Дрогхэд оскалила свои страшные клыки. Они проплыли вокруг ледяных склонов и скользнули вниз, на плато Пон. Машина приземлилась неподалеку от низкого длинного здания с базальтовыми стенами и крышей из стекла. Двери отворились: Палафокс загнал машину внутрь здания. Они опустились на пол из белой плитки. Палафокс открыл ворота и вывел Берана. Тот замялся, подозрительно изучая четверых, идущих им навстречу. Они различались ростом, сложением, цветом кожи и волос, но все-таки были похожи.
— Мои сыновья, — сказал Палафокс. — Везде на Пао ты встретишь моих сыновей… Но время дорого, мы должны приступить к модификации.
Юноша вышел из машины и последовал за сыновьями Палафокса.
Усыпив Берана, они уложили тело на кушетку, ввели тонизирующие и кондиционирующие средства. Затем, отступив назад, включили генератор. Послышался пронзительный вой, вспышка фиолетового цвета осветила все вокруг, пространство исказилось — создавалось впечатление, что вся картина видна сквозь постоянно движущиеся пластины некачественного стекла.
Вой затих. Четыре фигуры снова шагнули вперед, к телу, теперь окоченевшему, затвердевшему, на вид мертвому. Плоть была жесткой, но эластичной, кровь свернулась, суставы утратили подвижность.
Сыновья Палафокса работали быстро, с невероятной ловкостью. Использовали ножи с лезвиями толщиной лишь в шесть молекул. Ножи резали практически без давления, разделяя ткани на слои, прозрачные как стекло. Вскоре тело было распластано до середины спины, разрезы шли также вдоль ягодиц, бедер, икр. Легкими прикосновениями другого резака, странно жужжавшего, были срезаны подошвы ног. Плоть была твердой, как резина — не показалось ни капли крови, мышцы были совершенно обездвижены.
Была удалена одна из секций легкого и на ее место вживлен яйцевидный энергоблок. В плоть также были вживлены проводники, связывающие энергоблок с гибкими преобразователями энергии, находящимися в ягодицах и с процессорами в икрах. Антигравитационная сетка была вживлена в подошвы ног и соединена с процессорами в икрах гибкими трубками, идущими вдоль ноги. Таким образом, цепь замкнулась. Ее проверили, проведя тесты. Выключатель был помещен под кожу левого бедра. И вот уже началась утомительная работа по регенерации рассеченных тканей тела.
Срезанные подошвы ног были помещены в жидкий стимулятор и затем возвращены на прежнее место с точностью, позволяющей восстановить клетку из двух рассеченных половинок, встык соединить срезы артерий и нервных волокон. Разрезы на теле были тщательно сжаты, энергоблок аккуратно покрыт плотью.
Прошло восемнадцать часов. Сыновья Палафокса удалились, чтобы отдохнуть, оставив неподвижное тело в темноте и одиночестве.
Они возвратились лишь на следующий день. Генератор вновь взревел, и фиолетовые вспышки снова заметались по лаборатории. Поле, под воздействием которого находилось все это время тело Берана, понижало температуру его тела теоретически до абсолютного нуля. Сейчас оно ослабло, и молекулы постепенно возобновили свое движение. Тело вновь начинало жить.