– Ох, напугала!
И, упав на табуретку, женщина начала обмахиваться краем фартука.
– Мама, а что это у тебя там жарится?
– Где?
И Ирина Константиновна принялась озираться по сторонам, делая вид, что не понимает, о чем идет речь.
– Мама! Не валяй дурака! У тебя в духовке жарится целый поросенок! Ты что? Развязалась со своей диетой?
Поняв, что спрятать поросенка, а также его сногшибающий аромат ей все равно не удастся, Ирина Константиновна бросилась в наступление:
– А что мне делать, дочура? Что?! Скажи мне?! Батя наш к другой бабе сбежал, сама знаешь. Она его кулебяками да запеканками кормит. Мне-то что делать? Что мне-то осталось? Овес этот да соя пророщенная? Так я уже смотреть на них не могу! Худо мне делается, едва лишь их увижу. А как жить дальше? Одна ведь я осталась. Ты – замужем. Бабушка умерла давно. А я одна… Совсем одна!
И Ирина Константиновна уронила голову на руки.
– Мама, я тут как раз насчет бабушки, – замялась Вета. – А вот помнишь…
Но Ирина Константиновну в данный момент больше заботил поросенок в духовке.
– Что же мне делать? – озабоченно бормоча и не слушая дочь, снова наклонилась она к печке. – Он должен зарумяниться. А он не хочет, скотина!
– Ты это о ком?
– О свинье этой мелкой, дочура.
– А что с ней?
– Так не зарумянится никак! Что мне делать? От этого поросенка, если хочешь знать, зависит моя судьба.
– Мама! – обрадовалась Вета. – Папа к нам возвращается?
– Ах, дочура, при чем тут твой папа? Он завяз в своих кулебяках по самые уши! Не вытянуть!
– А… А как же тогда?
Вета выглядела растерянной. Но тут внезапно голос ее окреп. И набрал неслыханную доселе Кирой мощь и силу:
– Для кого поросенок, мама? – строго спросила она у матери. – Для кого эта свинья?
– Дочура, не спрашивай! Замечательный мужчина.
– Мама, как это – не спрашивай?! У меня есть вопросы!
– Ах, дочура, не порть мне настроение! Мне еще волосы уложить надо. Ты же видишь! Я уже совсем готова, а волосы не уложены.
Действительно, Ирина Константиновна хлопотала у плиты в красивом бархатном темно-синем жакете и светлой юбке, аккуратно прикрытой кокетливым фартучком. В декольте ее блузки соблазнительно колыхалась полная грудь, ничуть не пострадавшая от диетического питания. А стройные ножки обтягивали плотные колготки, прибавляющие бедрам изящества. И туфли на каблучках женщина успела нацепить. Только волосы ее топорщились в разные стороны, словно иголки у морского ежа.
– Мама, – не унималась Вета. – Кто к тебе придет? Я его знаю?
– Нет, конечно!
– Мама, у тебя кто-то появился? А как же папа?
– Дочура, не начинай! Твой папа и так попортил мне немало крови. Кстати, ты знаешь, что мы с ним до сих пор еще не развелись?
– Да. Но раньше тебя это не очень-то волновало.
– Ах, все изменилось с появлением Глеба! Он хочет, чтобы я вышла за него замуж.
– Глеб… Это твой новый бойфренд?
– Пока еще нет, – лукаво улыбнулась мама. – Но скоро… скоро он им станет. Возможно, что даже прямо сегодня.
– Ясно, – пробормотала Вета. – Ну, раз у тебя такая кипучая личная жизнь, тогда мы ненадолго. Можно, я возьму кое-какие вещи из своей комнаты?
– Ну, конечно.
– А я могу подсказать вам, как сделать поросенка румяным и поджаристым, – сказала Кира, выступая вперед.
Слава богу, на это ее познаний в кулинарии должно было хватить. Достаточно долго она наблюдала за священнодействиями своей подруги Леси – неутомимой кулинарки, чтобы сейчас подсказать Ирине Константиновне беспроигрышный ход.
– Намажьте его сметанкой, – сказала Кира. – Я вижу, что он у вас уже почти готов. Вот вы его и намажьте. А если хотите, чтобы он стал поострее и повкуснее, смешайте сметану с солью, красным перцем, горчицей и… что у вас там еще есть?
– Хрен есть.
– Так ведь хрен – это же самое замечательное! – возликовала Кира. – Лучше хрена со сметаной для поросенка вообще ничего на свете быть не может!
– Милочка! – просияла в ответ Ирина Константиновна. – Да вас мне сам Господь Бог послал. Вот вам и сметана, и соль с хреном! Только сделайте вы так, чтобы Глеб меня полюбил. Весь век вам благодарна буду!
Пока Кира колдовала над поросенком, стремясь сделать его предельно соблазнительным блюдом для кавалера Ирины Константиновны, Вета прошмыгнула в свою комнату. То есть она сделала вид, что направляется именно туда. На самом деле она юркнула в комнату своей мамы. Она отлично помнила, что тайник с бабушкиной шкатулкой находится тут, под плинтусом.
Его делал сосед, вечно пьяненький дядя Коля, которого бабушка долго уговаривала выполнить эту работу, потому что дядя Коля редко бывал трезвым. И еще реже принимался за работу. Но зато когда принимался, то делал все не за страх, а за совесть. Вот и этот тайник он сделал так, что никто из непосвященных ни за что бы не догадался, что он вообще под плинтусом имеется. Разве что законченный аферист, вооруженный металлоискателем.
Опускаясь на колени на пол, чтобы открыть тайник, Вета взмолилась:
– Пожалуйста, пусть будет так, чтобы тут все оставалось в целости.
И, когда ее взгляду открылась старая жестянка из-под сигар, из груди Веты вырвался радостный вздох. Неведомый Глеб, которого Вета заочно уже записала в проходимцы и мошенники (да и кто другой мог бы польститься на ее чокнувшуюся мамочку?), еще не успел присвоить себе наследство ее бабушки.
– Ну, уж нет! Я такой дурой, как эта Георгина, не буду. Что мое, то мое! Мама пусть дурит, сколько хочет, а золотишко я пока у себя приберегу! Благо мужиков, которые могли бы его растранжирить, у меня сейчас нет.
И, пробормотав это, Вета сунула жестянку себе за пазуху. И шмыгнула в свою бывшую комнату. Там она прихватила парочку любовных романов, положив сверху «Унесенных ветром», а чуть пониже – роман «Поющие в терновнике». И пошла в кухню к маме, которая вместе с Кирой продолжала суетиться над зарозовевшим наконец поросенком.
– Ну, вот и все! – весело прощебетала она. – Мамочка, я взяла свои книжки. Можно?
– А зачем они тебе?
– Так Генку я ведь опять выгнала, – легкомысленно воскликнула Вета. – Почитаю хоть про чужую любовь, а что, нельзя?
– Да можно. Тебе все можно. Вот только как бы ты мужиком своим не пробросалась!
– Был бы мужик приличный!
– Я вот тоже так про твоего папу думала, – призналась ей Ирина Константиновна. – Думала, что никому он, кроме меня, не нужен. Что никуда он от меня не денется, сколько его ни третируй. А вот, видишь, как дело обернулось? Это я никому не нужной оказалась! А он там, у этой дуры, и блины, и пироги, и жирную простоквашу литрами трескает! А я-то его одним снятым молочком пестовала. Все о холестерине его пеклась. Да что уж теперь делать! Моя ошибка была. И не нужно было батьке твоему зубы новые вставлять. Ничего, со старыми бы походил. Или и вовсе без зубов. Так бы даже лучше было.