– А где он?
– Под окном поставили, а что?
– Да не мотоцикл, а Леший где?
– А, он, – равнодушно махнула рукой Мариша. – Стоит за вином. Там, понимаешь, давали только по два литра в одни руки, а он как раз отходил за сигаретами, когда я брала. Ну, я и подумала, что раз вино такое дешевое, надо взять про запас. Вот и оставила его там стоять. Ты не бойся, он скоро будет.
Не успела я сказать, что совсем и не боюсь, как появился Леший с точной копией Маришиной бутылки, которую он тут же открыл. В палате резко усилился запах бензина. Мне тоже налили, и я с тоской поняла, что мне уже не отказаться от угощения. На запах никто внимания не обращал, я стала принюхиваться и внезапно поняла, что напала на след. Меня осенило.
– А откуда у вас эти бутылки? Вы что, тащили их с собой? – задала я вопрос, о коварной подоплеке которого мои друзья и не подозревали.
– Нет, конечно, – рассмеялась Мариша. – Леший нашел.
– И использовались они для хранения бензина, – заключила я.
– Ну и что? – искренне удивилась Мариша, которая с детства росла неприхотливой.
– Пахнет, – пояснила я ей.
– Это пустяки, – бодро сообщил Леший. – Можно сварить отличный глинтвейн. На огне бензин выпарится, мы добавим пряностей, сахара, и все будет отлично.
Так что день прошел приятно, меня отпустили прогуляться по больничному садику, сильно напоминавшему своей запущенностью джунгли. В самом его сердце я нашла Маришу и Лешего, которые все уже подготовили к варке глинтвейна. Мы уселись на пригнувшемся к земле стволе яблони и воздали должное кулинарным способностям Лешего. Напиток и в самом деле получился хорошим. Мы пили его несколько часов, а потом решили идти в гости к Ире. Я так чувствовала, что мои друзья просто минуты больше не смогут без нее прожить.
– Где салфетка? – спросила я, обыскав оба кармана своей больничной пижамы.
– Ой! – испугался Леший. – Я разжигал ею огонь и, кажется, сжег. Но не целиком! – поспешил воскликнуть он, увидев наши с Маришей лица.
На оставшемся клочке можно было разглядеть только название улицы и первую цифру дома.
– В конце концов, этого должно хватить. Не может быть тут нескольких улиц Ленина. Удивительно, что даже одна сохранилась, – сказала я, покончив с осмотром уцелевшего фрагмента салфетки.
Мы довольно скоро нашли эту улицу. Пришлось, конечно, поспрашивать. Я при этом стыдливо отходила в тень, так как сначала меня смущали взгляды прохожих, которые они кидали на мои полосатые штаны и просторную рубашку, но потом я привыкла и перестала обращать на это внимание. Только гулять в шлепанцах по улице Ленина было неудобно, так как она оказалась узким и пыльным тупичком, в котором играли детишки с внешностью малолетних преступников и их ручные животные. Шлепанцы увязали в пыли, и я постоянно останавливалась, чтобы выудить их оттуда.
В одну из таких остановок, нагнувшись над непослушной обувкой, краем глаза я заметила, как слева от меня мелькнула девичья фигурка, похожая на Ирину. Но она была в обществе дюжего парня, который ей что-то увлеченно рассказывал, и, похоже, девушке это было интересно. Так как Мариша и Леший ушкандыбали далеко вперед, а я сама броситься вдогонку за парочкой не могла – все из-за своих тапок, – то мне оставалось только заорать.
– Ира! – завопила я во всю силу своих легких, и хотя чувствовала я себя еще ослабевшей, но получилось хорошо.
Возившиеся в пыли дети замерли от восторга, а котята, щенки и цыплята бросились врассыпную. Девушка, на чье внимание я и рассчитывала, вздрогнула и обернулась. Это и в самом деле оказалась Ира, она сделала движение, чтобы пойти ко мне, но парень перехватил ее. Он что-то горячо стал шептать ей на ухо, и в результате его уговоров Ира не вернулась по тропинке ко мне, а только махнула рукой:
– Зайди утром, я кое-что узнала.
Этим обещанием и пришлось удовольствоваться. К тому времени, когда ко мне подоспели Леший с Маришей, на тропинке никого уже не было. Мы все-таки прошлись до Ириного дома, где и в самом деле нас встретила старушка, которую только такая любящая внучка, как Ира, могла назвать глуховатой. Бабушка была глуха как пень. Мы орали как оглашенные и даже исполнили пантомиму в трех лицах, представляющую меня, ее внучку и третьего неизвестного, чье имя хотелось бы узнать. Старушка смотрела с удовольствием и счастливо смеялась, но понять, о чем речь, отказывалась. Наконец один из местных мальчишек сжалился над нами, а может, ему просто надоело слушать повторяющийся речитатив про внучку и ее кавалера, но он сбегал в дом и притащил оттуда слуховой аппарат. С его помощью мы быстро установили контакт со старушкой, и она поведала нам, что Ира ушла. На этом месте мы все заскрежетали зубами.
Но потом бабушка напряглась и выдала пару интересных замечаний. Оказывается, Иру вызвал к себе Сам Елизар, который болеет уже несколько дней, а вот только ему получше стало, и он за Ирой послал. Слово «Сам» было произнесено подчеркнуто с большой буквы. Должно быть, на наших лицах не отразилось ожидаемого почтения, или, возможно, нам полагалось пасть ниц, а мы этого по незнанию не сделали, но бабушка сочла своим долгом разъяснить нам, кто такой этот Елизар. Он оказался главой всех баптистов района или чем-то в этом роде. Во всяком случае достаточно большим человеком, чтобы суметь заставить себя уважать.
Мы бы не постеснялись и сходили в гости к этому большому человеку, но старушка не знала адреса. Ее указаниям не было цены, но только для человека сугубо местного, и не просто местного, а прожившего в этом селе безвылазно все последние пять десятков лет. Потому что для нас ее объяснения вроде: «От сгоревшего курятника Вутенича, того, что прошлым летом перебрался в город к дочке, надо повернуть направо и, дойдя до рога, где до пожара была колонка, свернуть в проулочек за поленницей старой Явдошки».
Поэтому я вернулась в больницу, где все мне очень обрадовались, так как думали, что я сбежала вместе с их драгоценными штанами, а оказывается, я вернулась, и штаны тоже на мне, а Мариша с Лешим поехали обратно, причем Леший умудрился дважды потерять управление, пока делал круг на площади у меня перед окном. Мариша цеплялась за него изо всех сил и, кажется, ничего странного в манере своего друга вести мотоцикл не замечала.
На следующий день они вернулись за мной, чтобы идти в гости к Ире, и стало понятно, что как-то они все-таки умудрились доехать, и даже мотоцикл почти не пострадал. Иры дома не оказалось, она так и не возвращалась и дома не ночевала. Бабушкино почтение перед Елизаром сильно поуменьшилось со вчерашнего дня, и она от души поддержала наше стремление пообщаться с ним. Она даже проводила нас до его дома, но там нам сказали, что Он уехал в Германию по приглашению братьев, а Ира действительно вчера приходила, но ушла сразу же, а куда – никто не знает. Может быть, пошла к мужу?
Дело становилось все интереснее. Выплывали новые действующие лица и требовали к себе внимания. Ирин муж оказался дома и, несмотря на раннее время, был изрядно пьян и потому словоохотлив.