– Почему же ты так перепугалась, когда его увидела? – настаивала Мариша.
На мой взгляд, просто неприлично быть такой навязчивой, но разве моей подруге объяснишь.
– Мурат был страшный бабник и цеплялся к каждой юбке, – пояснила Оксана. – А ко мне он и вовсе прилип, как репей к собачьему хвосту. Я от него никак избавиться не могла. Он всюду таскался за мной. Даже свою работу у Аслана забросил из-за меня. Во всяком случае, так он говорил. Но если ему работа была не важна, то мне он страшно мешал. Я просто голову сломала, не зная, как мне с ним быть. А тут в М. приехал Махмед, и я попросила его поговорить с настырным ухажером. Уж не знаю, о чем они там договорились, но с тех пор Мурата я больше не видела. То есть до тех пор, пока не увидела его труп возле бассейна. Понятное дело, я решила, что он откуда-то пронюхал, что я здесь, и снова приперся со своими ухаживаниями, а Махмед вспылил и… ну, сами понимаете.
– Думаешь, она говорит правду? – обратилась ко мне Мариша, когда Оксана отошла от нас на несколько шагов, чтобы получше рассмотреть пепелище, оставшееся на месте ее домика.
– Даже если и правду, то это все равно не объясняет, почему она купила дорогущую путевку вместо того, чтобы просто пожить у своего брата? Неужели он бы не пристроил сестренку? Может быть, она с самого начала рассчитывала умыкнуть премьера? Но почему тогда она держала в секрете, что родилась, выросла и вообще живет в этом южном аду? Плела какие-то сказки про бывших одноклассников и держалась так, словно она тут чужая, приехавшая погостить. И этот маскарад с париком. Ее же совершенно невозможно узнать, когда она его снимает. И в конце концов, зачем ей было приглашать Мурата к себе в номер, если она так уж страдала от его ухаживаний? Это не лучший способ избавиться от навязчивого поклонника. Да и не был похож этот парень на безумно влюбленного, притащившего двух своих друзей познакомиться с будущей невестой.
– Но что-то между ними определенно было, – сказала Мариша. – И это приводит нас снова к Гуле. Она могла проследить и убить неверного любовника. Знаешь, какие страстные эти женщины гор. Кажется, что ничего их не в состоянии вывести из себя, а потом такая мадам берет нож, и поминай, как тебя звали.
– А еще у них в почете самосожжение, – задумчиво прибавила я. – Допустим, повздорила она с мужем или свекровью, пошла в огород, плеснула на себя бензинчиком и лежит себе спокойно в больнице, а одумавшиеся родственнички передачи носят и умоляют их простить и не раздувать скандала. Тут, правда, существует опасность перестараться. Да уж малоутешительно, что всем насолила, если сама на кладбище окажешься.
– Думаешь, Гуля дошла до предела? – ужаснулась Мариша. – Тогда надо ехать и ее спасать.
– Хватит, – решительно возразила я. – Доспасались уже, самих бы кто-нибудь вытащил из этой передряги. И потом, самосожжение обычно происходит при свидетелях, чтобы было кому пламя сбить и вообще помощь оказать. Гуля же не дура, огород у них запущенный, в таком огороде можно несколько дней проваляться, и никому в голову не придет искать тебя там. Нет, до возвращения Махмеда Гуля никаких решительных действий предпринимать не станет, за нее можно не беспокоиться. А вот нам надо подумать о себе.
– Но потом мы все-таки навестим Гулю? – умоляюще протянула Мариша.
Пришлось пообещать, тем более что к нам подходил полковник, а при нем пререкаться с Маришей мне решительно не хотелось.
– План таков, – он начал без всяких предисловий. – Сейчас я беру своих ребят, и мы делаем вид, что транспортируем наших пленников в город М. Сооружаем два манекена, заталкиваем их в бронетранспортер и везем. Это на случай, если боевики оставили своих наблюдателей. Пусть думают, что пленники отправлены в столицу.
– А на самом деле? – осторожно поинтересовалась я, всеми фибрами чувствуя, что ответ мне сильно не понравится.
– А на самом деле они останутся здесь, – подтвердил мои худшие подозрения полковник. – Чего ради таскать их туда и обратно, здесь никто их не найдет, а вы их посторожите.
– Что?! – воскликнули мы с Маришей хором.
– Дело нетрудное, – сказал полковник. – Чего вы так вытаращились?
Мы еле перевели дыхание и больше всего напоминали двух рыбин, только что вытащенных из воды. Воспользовавшись нашим молчанием, полковник сказал:
– Я поеду за деньгами, а по возвращении мы их разделим. Потом я заберу премьера, и все будет закончено. Премьер вернется домой, а я уйду в отставку.
Сказано это было с таким видом, что мы поняли: спорить бесполезно. Все уже давно решено, и нашего мнения никто не спрашивает.
– Постарайтесь обменять часть рублей на что-нибудь более конвертируемое, – дружески посоветовала ему Мариша. – Все равно вам заняться больше нечем.
Настала очередь полковника онеметь от возмущения.
– А чего вы ждали? – попеняла я ему. – Конечно, мы недовольны, что вы нас тут бросаете совершенно безоружных на произвол бандитов.
– Бандиты давно убрались к себе в Чечню, – уверенно заявил полковник, и нам пришлось удовольствоваться этим.
Если бы мы знали, насколько его слова расходятся с делом, то не позволили бы дать уговорить себя так легко. А если бы мы обладали способностью видеть сквозь горы, то вообще умчались бы прочь сломя голову, оставляя далеко позади себя полковника со всей его боевой техникой. Потому что буквально в нескольких километрах от нас образовался небольшой палаточный городок, в котором обитали посрамленные чеченские боевики с их несчастным командиром. Впрочем, если бы мы обладали еще и умением слышать на большие расстояния, то наше предполагаемое бегство могло и не состояться, так как чеченский командир сейчас и не помышлял ни о каком нападении, а сидел, погрузившись в грустные размышления о том, почему ему так не везет с родственниками. Мало ему грозной сестры, которая отравляла его жизнь с самого рождения, так она и ребенку эту способность передала по наследству. Хорошо еще, что от ее мужа удалось избавиться довольно быстро.
Отойдя на достаточное расстояние от русских войск, командир решил дать передышку своим солдатам и в первую очередь самому себе. За время этой передышки он успел прийти к двум важным выводам. Первое: ему ни в коем случае нельзя возвращаться домой с пустыми руками и без племянника, а второе: оставаться здесь ему тоже нельзя. При всей своей изворотливости он не знал, как поступить в данном случае. Сидеть и тоскливо наблюдать за тем, как русские грузят честно сворованное у них добро обратно на грузовики, было не в почете у горцев. Поэтому он начал спешно продумывать план, хранящийся у него про запас на самый крайний случай. В том, что случай этот наступил, он ни капли не сомневался.
– Ахмед, – позвал он советника. – Ты помнишь, где мы оставили запас нашего оружия? Возьми людей и сходи за ним. И пошли кого-нибудь проследить за этим русским шакалом, который увел всю нашу добычу. Хочу знать, куда они повезли ее.
– И Гасана? – спросил догадливый Ахмед, который тоже был наслышан про буйный нрав сестры своего командира.