— А как выглядел приятель Лены? Его приметы?
— Я видел его со спины, — напомнил подругам Шурик. — И вообще я смотрел на Лену.
— Но что-то ты видел?
— Ну, — задумался Шурик. — Он был брюнет. Лет тридцати пяти. Над правым виском прядь седых волос.
Или, может быть, он их специально осветлял. Из себя такой весь подтянутый, но загар не местный. И вообще, какой-то ненатуральный, словно он загорал в солярии.
— А вещи? Во что он был одет?
— Костюм, — пожал плечами Шурик. — Но очень хороший. В ялтинских магазинах таких шмоток нет.
Явно привозные. И не из Турции или Китая, а откуда-то из Европы. Да! Этот Ленкин хахаль — он же слегка хромал!
— А серой от него случайно не пахло? — ехидно поинтересовалась у альфонса Инна.
— Серой? — удивился Шурик. — А почему именно серой?
— В номере черной машины три шестерки, а сам владелец машины брюнет и хромает. Все приметы сатаны налицо, — объяснила ему Инна.
— Серой от него не пахло, но запах от него действительно исходил какой-то странный, даже несмотря на туалетную воду, — серьезно ответил Шурик.
— Что за запах? — спросила Мариша.
— М-м, — задумался Шурик. — Мне показалось, что это рыба.
— Грош цена твоим сведениям о Ленке, — со вздохом произнесла Мариша. — Ни адреса, ни четкости.
Ладно, гони пятьсот баксов, и мы с тобой прощаемся.
— Навсегда? — с надеждой спросил у нее Шурик, проворно доставая из кармана тоненькую пачку долларов и отслюнивая от нее пять бумажек.
— Там видно будет, — туманно выразилась Мариша.
Шурик открыл дверь. Уже стоя на пороге, Инна вдруг спросила у него:
— Послушай, а ты дарил Ленке дельфина?
— Чего? — вытаращил на нее глаза Шурик. — В смысле, украшение? Кулон? Нет, ничего я ей не дарил. Не успел, — спохватившись, быстро добавил он.
— Все ясно, — кивнула Инна. — Дельфина ты ей не дарил.
И подруги ушли, оставив Шурика в некоторой тревоге относительно своей будущей судьбы.
Покинув жилище Шурика, девушки вернулись к Татьяне и Маньке, с нетерпением поджидавшим их возвращения. Манькиного хахаля в кухне больше не наблюдалось. Зато появилась третья соседка молодых женщин. Ею оказалась пожилая Манькина тетка, которая торговала на рынке. Сложения она была гренадерского.
И в дверь вошла, зацепив верхний наличник головой.
При взгляде на нее вспоминался дедовский платяной шкаф, в котором помещалась одежда всей большой многодетной семьи. Тетка Ганя, так звали женщину, едва придя с работы, сразу же затеяла варить свекольник и жарить морскую рыбу, которую принесла с собой с рынка. Рыбка у нее в корзине была самая разная — нераспроданные остатки от утреннего улова, которым она торговала целый день. За много часов пребывания под солнцем рыбка слегка скуксилась. Но торговку этот факт ничуть не смущал.
— Что получше — себе нажарим, похуже в пирожки пущу, а завтра с утра пораньше встану, напеку и горяченькие на базар отнесу, — сообщила она девушкам. — Луку побольше положу да перца. Вот и сойдет. А саму рыбку обжарю круто, чтобы не отравить, не ровен час, людей.
И, продолжая уютно подборматывать что-то себе под нос, тетка принялась греметь кастрюлями, прогнав девушек с кухни.
— Успеете еще накухариться, когда мужиков себе приличных найдете, — сказала она им напоследок и плотно закрыла за ними дверь в кухню.
Все прошли в комнату Маньки, где было попросторней, да и почище, чем у Татьяны.
— Вот тебе от Шурика должок с извинениями за задержку, — сказала Мариша, возвращая Маньке полученные от проходимца пятьсот долларов.
— Да вы что! — обрадовалась Манька, считая деньги. — И в самом деле, пятьсот долларов! Неужели он вам их сам отдал?
— Сам и очень еще при этом извинялся за задержку, — кивнула Инна. — И перед тобой, Татьяна, тоже извинялся. За хамство!
В ответ Татьяна только фыркнула и повела плечом, показывая, что грош, мол, цена извинениям Шурика, а сам он как был в ее глазах мразью, так им и останется.
— Девочки, когда вы ушли, я кое-что про Лену вспомнила, — тряхнула головой Танька. — Она ведь от Шурика сама ушла. Сказала, что он полное ничтожество, а она встретила потрясающего мужчину. И уходит к нему.
— И ты видела этого мужчину? — спросила у нее Мариша.
Татьяна кивнула.
— Это уже давно было, поэтому я сразу и не вспомнила. Но в общем, так вышло, что Ленка хотела меня с ним познакомить, пригласила с этой целью в кафе. А он не пришел. Представляете, мы напрасно просидели в кафе почти полчаса, а он так и не явился. У меня были еще и другие дела в тот день, поэтому я попрощалась с Леной и ушла.
— Но ты же сказала, что видела Ленкиного хахаля! — воскликнула Мариша.
— Так оно и было, — кивнула Татьяна. — Вы слушайте.
Уйдя от Ленки из кафе, Татьяна внезапно обнаружила, что забыла на столе свою зажигалку. Будь это обычная пластмассовая дешевка, продающаяся в каждом ларьке, Татьяна бы и не подумала возвращаться. Как известно, возвращаться — плохая примета. Но та зажигалка, во-первых, была подарена тогдашним ее мужем, которого она в то время обожала. А во-вторых, была серебряной и выполнена как хорошая имитация под фирменную. И при этом стоила довольно больших денег.
Терять ее было жалко, и Татьяна вернулась.
Столик они с Ленкой выбрали на свежем воздухе.
Поэтому, уже подходя к кафе, Татьяна увидела свою подругу. Но теперь она была не одна. Рядом с ней стоял рослый черноволосый мужчина, лицо которого было искажено от злости. Он совсем не понравился Татьяне.
А еще больше ей не понравилось, как он разговаривает с Леной.
— Вы знаете, хоть я была и далеко, но уверена, что он ее ругал! — сказала Татьяна, посмотрев на подруг. — И что бы мне Ленка потом ни говорила, я уверена, что он ругался на нее из-за того, что она привела с собой в кафе меня. Он был очень зол!
— Но почему? — удивилась Мариша.
— Видимо, не хотел, чтобы Ленка знакомила его со своими друзьями, — сказала Татьяна. — Но он мог и не волноваться. У Ленки в Ялте, кроме меня, знакомых почти и не было. Только Шурик. Но вы сами видели, что это за друг. С таким только ненормальному придет в голову кого-то знакомить.
— Шурик Ленке не просто друг, он ее муж, — сказала Мариша.
— Чего? — обалдело вытаращилась на нее Татьяна. — Шутишь?
— Он сам сказал, — пожала плечами Мариша.
— Шурик соврет и недорого возьмет, — хмыкнула Татьяна. — Что-то я ни про какую свадьбу не слышала.