Гораздо хуже оказалось то, что и преступники почему-то считали, что похищенное полотно находится у Матюшина. Подлый Сухоручко умудрился подстроить так, что основным козлом отпущения оказался господин Матюшин. Мол, подлинный шедевр остался у него. А сам Сухоручко ни при чем. И ведь бандиты сначала поверили сообщнику. И набросились на ни в чем не повинного профессора.
— Вы не поверите, но мне тоже пришлось прятать собственного мужа! — восклицала госпожа Матюшина. — Спасибо, что он вспомнил про эту лечебницу, в бывшем имении этих… Ах, какая у меня ужасная память! Ведь муж называл мне фамилию этой семьи, кому прежде принадлежал этот дом. Много раз называл! Кажется, Сысоевы, Сыроедовы, Савичевы… Нет, не могу вспомнить.
— Это не столь важно.
— Вы правы, — с готовностью подхватила госпожа Матюшина. — Совершенно не важно. Хотя мой муж считал иначе. Только и твердил, что о тайне рода этих Сы… Све… Нет, не помню.
— Не важно.
— Но что было взять с моего мужа? — продолжала госпожа Матюшина. — Он был больным человеком. Это даже врач подтвердил.
Когда, образно говоря, жареный петух клюнул госпожу Матюшину в то самое место, она впервые за долгие годы по душам поговорила с мужем. И пришла в ужас, поняв, что его душевное состояние весьма далеко от нормального. Он всегда был тихим, но теперь стал просто замкнутым. Всегда был немного пуглив, но теперь шарахался от малейшего шума. Одним словом, мужчина нуждался в лечении и специальном уходе. И тогда-то госпожа Матюшина и вспомнила про лечебницу, о которой рассказывал ей ее муж.
Монахини оказались понятливыми. А диагноз господина Матюшина позволял осуществлять лечение без строгой изоляции. То есть у них.
— Но даже будучи полностью невменяемым, мой муж не мог бы никого убить. Нет, нет! Даже такого подлого, как этот художник!
— Почему подлого?
— А как он поступил с моим мужем? Приходил, прикидывался его другом, часами о его работе с ним беседовал, одним словом, проявлял интерес. А что на деле?
— Что?
— Просто использовал знания моего мужа для того, чтобы его дружки могли ограбить музей, где мой муж в последнее время работал консультантом!
— Ну да, ограбить музей, — задумчиво повторил за ней капитан. — Конечно, я помню, вы об этом уже говорили. А когда это случилось?
— Этой весной.
— И кстати говоря, а какой именно музей был ограблен?
— Работа мужа была посвящена этой усадьбе в Ильичевке, — устало произнесла госпожа Матюшина. — Так что работал он в вашем же областном музее.
— Историко-краеведческом?
— Вот именно. Вы что, не слышали об этом ограблении?
— Я тогда служил совсем в другом месте, — пробормотал капитан. — Сюда перевелся буквально месяц назад. А что была за кража?
— Собственно говоря, это не было кражей в прямом смысле. Просто заподозрили, что одна из картин собрания музея оказалась подменной.
— Как это?
— Вместо пейзажа кисти известного мастера там оказалась картина Владимира Сухоручко. То есть это я сразу подумала, что это была его картина. А экспертиза доказала это лишь много недель спустя.
— Ну а ваш муж при чем?
— На него повесили обвинение, что это именно он подменил картину. Нашел где-то подделку. И заменил подлинник на фальшивку.
— И его не судили?
— Доказательств не хватило. И вообще дело как-то быстро замяли. Настоящего виновного так и не нашли. Сухоручко сбежал и спрятался. Но это не помешало бандитам прийти к нам домой, пытать моего мужа, требуя вернуть подлинник, и даже сломать ему ногу.
— И вы не вмешались?
— Меня не было дома, — пояснила Матюшина. — Но после визита бандитов здоровье мужа, и психическое, и физическое, пришло в упадок. Какое-то время я даже думала, что он никогда не поправится. Но стараниями монахинь он понемногу, но все же шел на поправку. И вот теперь…
Голос госпожи Матюшиной дрогнул. А потом она воскликнула:
— Послушайте, будьте же человечны! Отдайте мне наконец тело моего супруга!
— Не могу! Сейчас никак не могу.
Дальше разговор с госпожой Матюшиной пошел на неинтересные подругам темы. Она добивалась, чтобы тело мужа ей отдали немедленно. А капитан возражал, намекая, что тут за телами образовалась уже целая очередь.
— До вас еще приехавшие гражданки тела своего мужа никак получить не могут, — вразумлял он госпожу Матюшину. — И ничего. Терпят. Так что придется и вам подождать.
— У вас тут что, целая плантация мужских трупов? — возмущалась госпожа Матюшина, еще не представляя, до чего близка она к ужасной истине. — Только мне нет дела до остальных! Верните мне тело моего собственного бедного мужа! Хоть похороню его, пока это воронье — его родственники не налетели!
— Не могу. Сначала с телом должен поработать эксперт.
— Так пусть работает!
— У него уже есть работа!
Разговор мог продолжаться до бесконечности. И подруги, у которых от напористости госпожи Матюшиной разболелись головы, выскользнули на улицу. Они-то знали причину упрямства капитана. Он не отдавал тела погибших их родственникам вовсе не потому, что не хотел или по причине врожденной вредоносности характера. Капитан и хотел бы избавиться от тел, да не мог.
Единственный эксперт, который был в его распоряжении, запил. И если в обычное спокойное время от этого никому не было никакого ущерба, то теперь ситуация накалялась. Капитан лично ежедневно мотался к пьянице и слезно умолял того просохнуть на денек, сделать все дела и пить дальше. Бесполезно! Тот только обещал. И даже картинно выбрасывал бутылку самогона в окно. Но наутро, когда Коля заезжал за ним, эксперт был снова пьян в зюзю. А выброшенная вечером бутылка таинственным образом появилась там же, но уже пустая.
Не зная этих деликатных подробностей, госпожа Матюшина могла еще долго упрашивать, уговаривать, угрожать и даже пытаться подкупить капитана. Все равно ей был прямой путь в монастырскую гостиницу. Лично для себя подруги не сомневались, что найдут госпожу Матюшину вечером в номере по соседству. И потому не так уж рвались побеседовать с ней. Никаких тайн своего мужа, даже если бы они у него и имелись, госпожа Матюшина не знала. Потому что если от кого он и стал бы что-то скрывать, то именно от своей неугомонной супруги.
И пока что подругам хотелось побеседовать с более близкими по духу господину Матюшину людьми. А именно с работниками местного историко-краеведческого музея. И именно туда они сейчас и направили свои стопы.
Музей находился в небольшом каменном здании. В нем было всего два этажа. Причем верхний изрядно облупился. Хотя первый этаж выглядел превосходно и был недавно оштукатурен и покрашен в нежно-персиковый цвет.