После непродолжительного и какого-то вялого обсуждения (складывалось впечатление, что родственники вовсе не горели желанием вообще куда-либо ехать) все же было принято решение, что с Глебом поедут Кира с Лесей, которые должны будут выступить свидетельницами обвинения против Фёклы и двух оборванцев, в руках которых в данный момент и находился похищенный Илюша.

Еще ехать должны были Виолетта Викторовна и Тимофей, которые, как ни крути, а являлись ближайшими родственниками пропавшего младенца — родная бабушка и дядя.

Глава седьмая

В милиции к показаниям компании родственников отнеслись, мягко говоря, настороженно. Знакомый следователь Тимофея Сафроновича оказался в отпуске и отдыхал в Сочи. Но по телефону посоветовал, к кому можно и нужно обратиться у них в отделении.

— Кушаков у нас очень толковый парень, — заявил он по телефону. — Все будет в порядке. Он и не такие дела щелкает как орешки.

И еще приятель Тимофея позвонил в отделение и попросил, чтобы к этому делу проявили особое внимание. Так что заявление у родственников приняли. Но сомнений своих не скрывали.

— Говорите, ваш младенец пропал уже почти двое суток назад. Его за это время успели перевезти в другой город и снова там похитить, а вы заявляете об этом только сейчас? — сердито спросил у родственников пожилой усатый милиционер, записывающий их сумбурные показания и пытающийся вникнуть в суть дела.

Все прибывшие принялись наперебой объяснять ему, что произошло и почему случилась заминка. Тот лишь недоверчиво крутил головой. И наконец откровенно заявил:

— Присядьте! Сейчас вызову вашего следователя. Кто у вас там? Кушаков? Вот его и вызову. Только чувствую, самому мне в таком деле не разобраться.

Долгожданный следователь прибыл. Правда, вид его разочаровал Киру. Неказистым, по правде сказать, оказался этот Кушаков. И стать имел не слишком мужественную, и ноги у него были слегка кривыми, животик нависал над брючным ремнем. Да к тому же еще и большая голова со смешно торчащими ушами.

Тем не менее говорил он толково и производил впечатление неглупого человека. Еще около часа вникал следователь в сложности дела. И выслушал он, никого не перебивая, каждого. И только время от времени задавал вопросы. Потом кивнул и спросил:

— Скажите, а вы точно уверены, что похищенный из вашего дома младенец и есть тот самый, с которым няня явилась в гости к своей сестре?

— Какой же еще? — возмущенно воскликнул Тимофей. — Он самый и есть!

— Не знаю, но мы должны исключить любую вероятность ошибки, — произнес следователь. — Конечно, признаю, почти невероятно, чтобы сбежавшая няня сумела за такой короткий срок раздобыть еще одного похожего на вашего младенца. Но как говорится, чем черт не шутит.

— И что же вы предлагаете? — высокомерно посмотрела на него Виолетта Викторовна. — Вообще не искать ребенка?

— Были у вашего младенца какие-нибудь особые приметы? — спросил у нее в ответ следователь.

Виолетта Викторовна заметно смешалась.

— Ну какие там приметы? — пробормотала она. — Младенец и есть младенец. Возраст могу сказать. Он родился восьмого марта. Мы еще шутили, что Машенька самой себе сделала подарок. А вот насчет примет… Не знаю, я его не разглядывала.

— А во что он был одет на момент похищения?

Виолетта Викторовна задумчиво покачала головой:

— Я не знаю.

— Вы не просмотрели его вещи? Не уточнили, что из них пропало? — удивился следователь.

— Понятия не имею, что я там могла увидеть! — фыркнула Виолетта Викторовна.

— Свидетельство о рождении пропало! — сказал Тимофей.

Следователь кивнул и сделал какую-то пометку в своих бумагах.

— А вещи? — повторил он свой вопрос.

— Сумка пропала, — неожиданно заявил Тимофей. — Такая синяя сумка с какими-то белыми зверюшками. Она всегда стояла у пеленального столика. Но сейчас ее там нет.

При этих словах Кира вздрогнула. Сумка? С принадлежностями младенца? Но к ней Фёкла явилась с сумкой, где были только ее собственные бедненькие вещички. Тем не менее Тимофей держался своей версии.

— Наверное, Фёкла взяла эту детскую сумку с собой, — сказал он. — Сложила туда необходимые вещички. И прихватила.

— Да, возможно, — кивнул следователь. — Но что именно было в этой сумке? Или хотя бы скажите, какие вещи были на младенце?

И он посмотрел на Виолетту Викторовну. Видимо, полагал, что ей как женщине легче будет ответить на его вопрос. Но любящую бабушку его вопрос просто возмутил до глубины души.

— У этого ребенка было полно вещей! — заявила она. — Маша слишком его баловала! И не я их покупала! Откуда мне знать, что пропало?

— Как же так? — удивился следователь. — Насколько я понимаю, вы его бабушка?

— У ребенка была няня! — высокомерно заявила Виолетта Викторовна. — Сначала одна, потом эта Фёкла. Мне не было нужды менять Илюше пеленки и вообще рассматривать, во что он одет!

— Понятно, — пробормотал следователь, и по его лицу было видно, что ему в самом деле многое становится понятно. — Значит, с внуком вы не нянчились?

— Мне хватило моих собственных детей! — несколько агрессивно ответила Виолетта Викторовна. — Так что увольте от такого досуга! Чтобы я теперь снова возилась с вечно пачкающимся младенцем? Нет уж!

— И никто из вас не нянчился с ним? — посмотрел следователь на остальную родню.

— Мы его нянчили, — сказала Кира. — А что вы так на нас смотрите? Как же иначе? Я вам рассказывала, Фёкла оставила его нам. А сама исчезла. Конечно, нам пришлось его пеленать и все такое прочее.

— Интересно, — произнес следователь. — Ну, а вы можете что-то сказать о младенце? Что на нем было?

— Он был одет в светло-синий бархатный костюмчик с вышитыми на груди волчатами, — бодро отчиталась Кира.

— Они играли в огромный мяч, — добавила Леся.

— Кто?

— Волчата!

Следователь одобрительно кивнул:

— Хорошо!

И повернувшись к родственникам, спросил:

— Был у вашего младенца такой костюмчик?

Те не знали.

— Что-нибудь еще? — повернулся к подругам следователь.

В глазах его светилась надежда.

— Да! — воскликнула Кира, обрадовавшись, что не разочарует этого славного человека. — У него на шее была тесемочка, а на ней очень красивый золотой медальон.

— Как бы из геометрических узоров! — воскликнула Леся. — Я тоже помню! Мы еще долго его рассматривали. Он был очень красивый.

— Вот видите! Я же говорил! Это наш ребенок! — с торжеством воскликнул Тимофей, и Глеб согласно кивнул: