— Что вы делаете?! — возмутилась Кира.
— А чего? — распахнула Фёкла глазищи, которые оказались у нее совершенно зеленые.
Но не того изумрудно-зеленого оттенка, какими они были у самой Киры, а грязно-зеленого, словно водичка в болоте.
— Чего ему сделается-то? — повторила Фёкла. — Моя бабка всегда так делала! И я с ребятишками за свою жизнь столько навозилась.
— У него же понос сделается?
— Ничего ему не будет, — заверила ее Фёкла. — Только здоровей станет. Этому меня бабка тоже научила.
— Эта та, которая на своих детях пахала? — слабым голосом уточнила Кира.
— Ну ты даешь! То прабабка моя была! Да и не на детях она пахала, а на себе самой. Как бы она на детях-то пахала, коли они у нее мал мала меньше были?
Кира решила не спорить. В конце концов, какое ей дело до родни этой Фёклы? Пусть кормит своего младенца и убирается, откуда пришла. Нет у Киры таких родственников. И быть не может!
— Вижу, не веришь ты мне! — закручинилась Фёкла. — А ведь я не вру.
И она полезла за пазуху. Кира с некоторой опаской наблюдала за ее действиями. «Сестрица» с ее простонародными манерами, порванным и помятым дорожным туалетом и весьма странным образом жизни не внушала ей никакого доверия. Однако все обошлось. Из-за пазухи Фёкла извлекла вовсе не пистолет и не бомбу, как втихомолку опасалась Кира, а всего лишь несколько потрепанных и пожелтевших от времени листков бумаги.
— Вот, — произнесла она, протягивая их Кире. — Взгляни-ка! Узнаешь?
Кира дрожащей рукой взяла протянутые ей листки. Но уже при первом же взгляде на них сердце ее тревожно забилось. Кира буквально впилась глазами в строчки писем. В том, что это были именно письма, у Киры сомнений не возникло. Написаны они были Фёкле. Во всяком случае именно к ней они были адресованы.
— Но боже мой! — прошептала пораженная Кира. — Это же почерк моей мамы!
— А я тебе о чем говорю! — самодовольно кивнула Фёкла. — Ты, главное дело, дальше читай! Там еще и письма нашей бабки Марфуты есть! Ты читай! Читай! Мне скрывать нечего!
И Кира принялась читать дальше. Наконец она закончила чтение и бессильно опустила руки, уставившись вдаль невидящим взором. Может быть, она сходит с ума? У нее галлюцинация? И она приняла почерк незнакомой женщины за почерк родной матери? Кира снова поднесла листки к глазам. Ладно, предположим, почерк мамы она еще могла забыть. Все-таки та умерла, когда Кира была совсем маленькой. Но почерк своей бабушки она забыть не могла!
Сколько раз она читала неровные бабушкины каракули. Почерк у бабушки был очень характерный. Кира бы не спутала его ни с одним другим в мире, никогда в жизни. И теперь ей волей или неволей, но приходилось признать, что письма в самом деле написаны ее бабушкой. И в них она называла Фёклу своей милой внучкой. Писала, что любит ее. И очень переживает, что ни она, ни мать не могут встретиться с девочкой или даже просто повидать ее, пока жив отец Фёклы. Потому что это такой жуткий человек, что…
— Скажи, — едва слышно произнесла Кира, — а твой отец, он и мой… мой тоже?
— Нет, — покачала головой Фёкла. — Точно говорю, что нет. После того как наша мать от него удрала, он на другой бабе женился. А мать тоже, наверное, кого-то себе нашла, раз у нее ты появилась. Только это уже спустя семь лет произошло после того, как она от бати ушла.
Кира быстро подсчитала, что незнакомке лишь немногим за тридцать. И что же, в таком сравнительно молодом возрасте можно так скверно выглядеть? И ее саму это ждет? Ведь у них одна мать. Кира содрогнулась и тут же обвинила во всем породу Фёклиного отца. А кого же еще? Она сама пошла в маму. Та тоже была высокой, сухопарой, с густыми рыжими волосами и неукротимым темпераментом. И бабушка была такой же. Только волосы у той были в молодости каштановыми, впрочем, тоже с рыжеватым отливом.
А вот Фёкла уже сейчас была словно квашня. Тело у женщины было полным, рыхлым и каким-то дебелым, несмотря на относительную молодость. Бывают полные женщины, но так крепко сбитые и ладные, что на них приятно посмотреть. Фёкла к их числу явно не относилась.
— Что смотришь? — верно истолковала Кирин взгляд Фёкла. — Оцениваешь? Так ты не смотри, это я после родов раздобрела. А еще год назад постройней тебя была.
Кира в этом очень сомневалась. Но спорить не стала. Какая ей, в сущности, разница, была ее сестрица когда-нибудь стройной или так и родилась толстухой? После прочтения писем Кира вынуждена была признать, что у нее в самом деле была сестра. Но по какой-то причине ни мама, ни бабушка Марфа не пожелали рассказать о ней Кире.
— Знаю, — отмахнулась Фёкла. — Не могли они тебе сказать. Боялись, что ты ко мне знакомиться полезешь.
— А почему бы и нет? — поразилась Кира. — Ведь мы же сестры! По матери! В одном животике выросли. Родная кровь!
— Да все дело в моем папаше было, — неохотно произнесла Фёкла. — Вот уж кто бешеным был, чтобы ему провалиться в самое пекло! Мать нашу допек, что она сбежала. Меня себе отсудил. И все ей грозил, что коли она возле меня хоть разок появиться вздумает, так он и ее, и тебя, и бабушку пришибет.
— И мог?
— Мог, — заверила Фёкла. — Он по молодости за убийство сидел. Да и жену свою вторую, хоть и не доказано это было, тоже убил.
— Как же так?
— А так! Ну, на следствии-то дело так представили, будто бы она сама из окна выбросилась. А дверь, дескать, в квартиру изнутри закрыта была. Только я знаю, замок у нас хитрый был. Его, если умеючи, и снаружи можно было так прикрыть, чтобы казалось, будто человек изнутри закрылся.
— И что, никто об этом следователю не рассказал?
— Да ты что? — искренне удивилась Фёкла. — Кому же с моим батей связываться хотелось? Он ведь и через десять лет отомстить бы мог. Вернулся бы с отсидки да глаз бы тому человеку на одно место натянул.
— Ой! — тихонько вскрикнула Кира. — А он… твой отец… он теперь точно умер?
— Не боись! — авторитетно заявила старшая сестра. — Покойник! Сама в землю зарывала.
— А умер он как? — насторожилась Кира.
Может быть, сейчас сестрица признается в том, что она отцеубийца? Но нет, не похоже.
— В избе он сгорел, — спокойно объяснила ей Фёкла. — Напился в стельку, сигарету в ветошь уронил да и сгорел вместе с домом. А как жаль. Хороший такой был!
— Отец?!
— Дом!
Кира замолчала, не зная, что еще сказать по этому поводу. Но тут снова заворочался и забеспокоился ребенок. Судя по тому, как быстро расправился он с конфетой, аппетит у него был хороший.
— Молочка бы ему надо дать! — забеспокоилась Фёкла. — А то снова орать примется.
— Да нет у меня специального молока в доме! Откуда? В аптеку надо идти!
Но Фёкла и не думала никуда двигаться. Она смотрела на Фантика, который с озадаченным видом замер в дверях кухни. И водил носом из стороны в сторону.