— Ты чего? — испугалась за подругу Леся.
— Представляешь, если и в самом деле кто-то из этих родственничков задушил бедную Машу, чтобы огрести денежки ее мужа?
— Ну?
— Ну, а теперь является этот сморчок и портит убийце всю малину! — хмыкнула Кира.
— Выходит, убийца своими руками расчистил этому Федору путь к наследству? — фыркнула Леся. — Да?
— Ага! И представляешь, что сейчас должен чувствовать убийца?
Леся кивнула и всю дорогу думала над Кириными словами. В результате, когда пополнившаяся еще тремя единицами — Владислав и приятель Федора тоже решили остаться на поминки — траурная процессия вернулась в лесной дом, девушка очень внимательно стала присматриваться к лицам родственников, пытаясь найти самого мрачного и озабоченного.
Но, видимо, нечто подобное решила не только она. Потому что все как-то подозрительно посматривали друг на друга и выглядели одинаково хмурыми и неспокойными. Бодрился один Федор. Все прочие с каждой минутой становились все мрачнее и мрачнее.
Поминки никак нельзя было назвать роскошными. Традиционные блины подгорели и на вкус напоминали тонкий и безвкусный пласт резины. Кисель получился ядовито-кислым. Верная своей обычной экономности Виолетта Викторовна пожалела сахару. На бутербродах преобладало масло, а икра угадывалась только по слегка рыбному запаху. Обилием бутылок со спиртным стол тоже не отличался.
— Что-то небогато вы мою дочь провожаете, — ворчливо заметил Федор. — Мне как ее папаньке это душевно обидно.
Виолетта Викторовна позеленела. Да и остальные посмотрели на наглеца такими глазами, что подругам почудилось: еще немного, и родственники просто придушат ненавистного «папаньку».
Тем не менее вначале все шло мирно. Конечно, атмосфера за столом была ледяной. Но это еще можно было перетерпеть. Машин отец первым выпил одним махом почти целый стакан водки, которая быстро на него подействовала. Хотя он трудолюбиво закусывал какой-то рыбкой и требовал горячей картошечки.
Тимофей уже успел связаться со следователем, и тот подтвердил, что явившийся к ним гражданин Прудников Федор Иванович является отцом Маши.
— Это неоспоримый факт, — сказал Кушаков приунывшему родственнику. — Я лично разговаривал с этим человеком и проверил его документы. Так что советую вам принять его или, во всяком случае, не гнать. Как ни крути, а теперь он может претендовать на право стать опекуном Илюши, если тот найдется, конечно.
И теперь родственники давились пресными блинами и невкусным киселем, с ненавистью наблюдая за отцом Маши, который чувствовал себя вполне вольготно и даже расстегнул свою рубашку, обнажив тощую, покрытую редкими волосиками грудь.
После этого аппетит пропал уже у всех. И первой, как ни странно, не выдержала Оксана.
— Мы так и будем сидеть и молчать? — произнесла она таким резким голосом, что у Леси от неожиданности из рук выпала ложка.
На поминках в клане Сенчаковых вилки и ножи не полагались, они отсутствовали. Впрочем, как и кутья с медом и изюмом. Должно быть, мед и изюм Виолетта Викторовна сочла тоже слишком дорогими продуктами, чтобы тратиться на них ради покойницы.
— Давайте уж обсудим! — запальчиво продолжила тем временем Оксана. — Лично я вовсе не намерена терпеть этого оборванца в нашем доме! От него же воняет!
— Ты, девонька, зря не говори! — осадил ее пьяненький Федор Иванович, просверлив девушку своими нагловатыми глазками. — Во-первых, помыться я всегда могу. Дело нехитрое. А во-вторых… во-вторых, может так статься, что и дом вовсе не твой уже.
— А чей же?
— Да вот дружбан мой подтвердит, мы с ним вместе к юристу ходили, — сказал Федор, кивая на своего приятеля, плотно устроившегося на стуле рядом с ним. — Так тот юрист сказал, что коли внучек мой единственный найдется, так я могу его опекуном запросто стать. А там и дом, и все денежки мне перейдут. А я уж знаю, как ими распорядиться.
В комнате повисла тяжелая и прямо-таки гнетущая тишина.
— Тим! — жалобно прошептала Виолетта Викторовна. — Ради бога, сделай что-нибудь, Тим!
Но вместо Тимофея, который только открывал и закрывал рот, словно вытащенная из воды рыба, ей на выручку пришел Виктор.
— Мы не можем допустить, чтобы ребенка воспитывал такой человек, как вы! — сказал он резко, глядя в упор на Федора.
— А какой я человек? — кривляясь, спросил тот. — Две руки, две ноги, голова и еще кое-что в штанах имеется. Все как у всех людей!
— Не говорите пошлостей! — вспыхнула Виолетта Викторовна. — Вы… Вы асоциальный тип!
— Какой? — ощерился тот.
— Вы же сами сказали, что сидели в тюрьме! Вы — асоциальная личность. Алкоголик к тому же!
— Нет, ни один суд в мире не отдаст вам маленького ребенка на воспитание, — поддержал ее опомнившийся Тимофей.
— Это мы еще позырим, — заявил Федор, который от выпитой водки наглел прямо на глазах. — Ребенка-то нет. Может быть, его уже и в живых нету. А коли так, я и есть единственный Машин наследник! Ближе у ней человека не было и нет!
— Что?! — взвилась Оксана. — Да ты… Поганка! Мухомор вонючий! Как ты смеешь?
— Смею, девонька, — нагло заявил Федор. — Смею, потому как от своих родительских прав на дочку никогда не отказывался. Ну, не мог я ее сам вырастить. Государство за меня эту роль на себя взяло. Так ведь я же все равно ей отец! Не было бы меня, не родилась бы и она, Маша. Вот и выходит, что все ее — оно на самом деле мое. А никак не ваше!
И он опрокинул в себя еще стакан водки. Родственники смотрели на него теперь с такой откровенной ненавистью, что было просто удивительно, как он мог что-либо глотать. Но похоже, нервная система у Машиного отца была закалена если не Колымой, то местами ей подобными. И такую чепуху, как неодобрительное мнение о своей персоне, он во внимание вообще не принимал.
— Так что никуда я отсюда не двинусь! — заявил он, глянув на своего приятеля. — Верно, братела? Ты же со мной тут жить будешь? Еще и Ганьку со Степкой позовем. И баб каких-нибудь! Посмазливей!
Приятель Федора пробормотал в ответ что-то невразумительное, но кивнул утвердительно и глазами маслянисто заблестел.
— Вот и правильно! — одобрил его Федор. — Оставайся! Скучать не придется.
И обведя глазами притихших родственников, добавил:
— А то одному мне в этом домишке оставаться нельзя. Того и гляди, кто-нибудь из них меня придушить вознамерится!
— Что вы такое говорите?! — хотела возмутиться Виолетта Викторовна, но даже у такой лицемерки с огромным стажем это возмущение прозвучало как-то фальшиво.
— Ага! — ткнул в нее пальцем Федор. — Правда, она глазки-то колет!
— Знает кошка, чье мясо съела, — пробормотал его приятель.