— Но его могли убить хулиганы, — слабым голосом возразил Ян. — Почему вы подозреваете нашу семью в этом преступлении?
— Потому что при обыске трупа не было обнаружено небольшой прозрачной папки с бумагами, — сказал инспектор. — Той, в которой, по словам секретарши убитого детектива, хранились все собранные им документы. А они никак не могли заинтересовать случайного хулигана.
Инспектор обвел всех пристальным взглядом.
— Кто из вас знал, что ваш отец нанял детектива? — спросил он.
— Я знала, — внезапно выступила вперед Эмилия. — Правда, я не знала, зачем именно.
Все прочие молчали. Инспектор отвел Эмилию в сторону, и они о чем-то зашушукались. Затем с видом человека, выполнившего свой долг, инспектор отбыл к себе в участок. Инна с Наташей тоже начали собираться в город. Завтракать после речи инспектора им как-то не хотелось.
— Кофе можем попить и в городе, — сказала Наташа. — Даже лучше будет. У Эмилии, когда она нервничает, кофе получается отвратительным.
Сестры стянули из стенного шкафа свою уличную одежду и выскользнули через «черный» ход в гараж.
По пути Наташа постучала в дверь Эдгара, но ей никто не открыл. Должно быть, парень еще спал. Сестры взяли вчерашнюю машину и выехали в город.
Стоило отъехать от дома, как на душе у них полегчало, даже запели. Наташа пела что-то лирическое, а Инна пыталась изобразить очередной хит Децла. Вместе получалось потрясающе. Все машины торопливо уступали им дорогу, пугаясь доносящейся из кабины какофонии.
В Риге сестры немедленно отправились разыскивать дом господина Яунайса. Это оказалось легко. Дюша очень подробно описал дорогу к нему и сам дом.
И вот они у красивого дома, перестроенного и реконструированного в современном вкусе. Но живописный фасад пятнадцатого века архитектор сохранил.
Сестры подошли к парадной двери и замерли.
— Что мы ему скажем? — в нерешительности спросила Инна. — Он ведь захочет узнать, какого черта мы приперлись.
— Скажем правду. Объясним, что мы родные Дюши. С будущими родственниками, если отец хочет счастья своей дочери, полагается быть милым, — сказала Наташа. — Скажем, что в восторге от его дочери.
Что проходили мимо и пришли засвидетельствовать свое почтение ее отцу. А там видно будет.
И Наташа нажала на дверной звонок. Через несколько секунд дверь распахнулась. На пороге возвышалась высокая и прямая словно жердь тетка. С огромным, словно скала, носом. По морщинам на ее лице и сединам ей можно было дать лет семьдесят.
Глаза у Жерди были покрасневшие, и вообще вид не слишком хорош. То ли она резала лук, то ли у нее случилось горе.
— Мы хотим видеть господина Яунайса, — сказала Наташа. — Мы знакомые его дочери.
При этих словах Жердь просияла словно медный пятак. Должно быть, у бедняжки была очень тяжелая жизнь, если такой пустяк мог привести ее в настоящий восторг. Жердь немедленно провела обеих девушек в дом, сама повесила их одежду, усадила за стол и хлопнула в ладоши.
Немедленно возникла юная розовощекая девушка в форменном передничке. Возникла она не просто так, а с подносом, на котором стоял блестящий кофейник, чашки, сливки, сахар и блюдо с ароматной выпечкой. Кроме того, тут была изумительная буженина и истекающие жиром ломтики копченого угря.
Набор кулинарных изысков завершало нечто напоминающее взбитые сливки с медом и клюквой.
Жердь налила сестрам по большой чашке крепкого кофе и приветливо улыбнулась им, обнажив желтые и какие-то острые зубы. Из одного уха красавицы торчал нечистый клок ваты. И вообще тетка была какая-то странная. Сестры поежились, но голод взял свое.
Они принялись за угощение. И очень скоро Жердь перестала казаться им такой противной. Просто худая тетка. Неврастеничка, и что с того? Ухо вот у нее болит. А хуже боли в ухе может быть лишь зубная боль.
Да, жизнь сейчас у всех нелегкая.
— Где Сильви? — дождавшись, пока девушки наедятся, спросила у них Жердь. — Она жива? Когда вы видели ее в последний раз?
Вопрос поверг сестер в изумление. Хотя, если учесть последние события в доме Роланда Владимировича — то стреляют, то травят — волнение Жерди становилось понятным.
— Я ее няня, — поспешно пояснила Жердь. — Я воспитала Сильви. Вы ведь знаете, девочка потеряла мать еще в младенчестве. Именно я стала для Сильви матерью. Я очень люблю ее. И хочу, чтобы вы ей передали, чтобы она возвращалась.
— Думаю, что она скоро вернется, — сказала Наташа. — Вы не должны волноваться.
— Вы знаете, где она? — спросила у сестер Жердь с глубоким беспокойством. — Вы ее видели? Как с ней обращаются? И с кем она?
Инна с Наташей молчали, проглотив язык. Такого поворота событий они не ожидали. Оказывается, наглая Сильви устроила все так, что о ее предстоящей помолвке старая нянька понятия не имела. Должно быть, она не слишком верила в добровольную щедрость. Поэтому и решила разыграть перед своим папой небольшой спектакль, чтобы выманить у него сколько-то денег. Но не предупредить об этом сестер, по их мнению, было просто подло.
Жердь продолжала смотреть на девушек, ожидая ответа. Нужно было что-то говорить. Наконец Наташа решилась:
— Мы видели Сильви лишь мельком, — сказала Наташа. — Со своим женихом. Они собирались ехать на Новый год к его родителям.
— Женихом? — поразилась Жердь. — С каким женихом?
— Такой красивый черноволосый парень, — ответила Наташа. — Но вам лучше узнать об этом у самого господина Яунайса. Он с ним вроде бы знакомился.
— Его нет дома и не будет еще неделю, — машинально ответила Жердь, погруженная в свои мысли. — Он оставил весь дом на меня. А сам даже телефона, по которому его можно найти, не соизволил оставить.
Должно быть, очередная пассия. Но Сильви! Как она могла утаить от меня, что у нее есть жених. А вы точно уверены, что он ее жених?
— И Сильви не сказала вам, что уезжает с ним?
А как она вообще оправдала свой отъезд?
— Никак, — пожала плечами Жердь. — Тридцатого мы всегда с ней идем в магазины, чтобы закупить продукты к праздничному столу. Тридцать первого она всегда приходит сюда, и мы встречаем с ней Новый год. Потом она уезжает к своим друзьям, а я ложусь спать. Но в этом году Сильви не приехала ни тридцатого, ни тридцать первого. Дома ее тоже не было.
Я обзвонила все больницы и морги. Можете поверить, у меня был самый страшный Новый год в моей жизни.
Даже в войну мне не было так страшно. Надо же, жених! Просто не верится. Моя маленькая девочка и вдруг невеста. И отец мне ничего не сказал.
— Должно быть, он еще не решил, отдавать свою дочь или нет, — сказала Наташа. — Вот и не стал вас волновать раньше времени.