— Но зачем Алексею понадобилось стрелять в себя?
— Я тоже об этом задумался в первую очередь. И понял, что загадку эту мне самостоятельно не разгадать.
А спрашивать об этом Алексея мне показалось неудобным. Или не знаю, почему, но… В общем, я его не стал расспрашивать. Я лишь понял, что для безопасности мне нужно в первую очередь лишить Алексея возможности повторить свой выстрел.
— И как же вам удалось выкрасть пистолет? Вряд ли Алексей отдал вам его по доброй воле.
— Конечно, нет. Он и не заметил, как я забрал его пистолет. Осматривая Алексея, я случайно нащупал пистолет в кармане его брюк. Поэтому и приказал раздеть раненого и уложить в постель. А потом улучил минуту и вытащил пистолет из брюк. Я решил, что оружие пригодится мне, чтобы убить сыщика. И еще я знал, что Эрика с небес одобрила бы мое намерение.
Ведь я хотел всего лишь защитить свое дитя.
— Выходит, Алексей не убивал Арвида, — тихо сказала Инна. — Вот это номер. Арвида убили вы. А в полиции об этом уже знают?
— Да, — кивнул доктор. — Сегодня я во всем признался и покаялся. И я предъявил им оружие, из которого застрелил Арвида. Инспектор оказался понимающим человеком и отпустил меня под честное слово домой, чтобы привести дела в порядок и написать необходимые письма и оставить рекомендации, как и кому следует распорядиться моим имуществом. Оно невелико, но все же…
Доктор снова помолчал, потом немного нервно растер грудь и продолжил:
— Вряд ли мне суждено вернуться в этот дом. Я уже стар. Новой тюрьмы мне не пережить. Я уже составил все бумаги, заверил их у нотариуса. Мне оставалось одно последнее дело, когда пожаловали вы. Но так даже лучше. Я рад тому, что вы пришли. Мне нужно сделать вам еще одно признание. Самое главное в моей жизни.
Девушки внимательно уставились на доктора.
— Это ведь я убил Роланда, — сказал доктор. — Это я смазал ядом его стакан, когда приходил делать перевязку Алексею. Это было почти в самый канун Нового года. В доме все были заняты предновогодними хлопотами. Никто мне не помешал. Я спокойно подошел к бару и смазал стакан. Дело в том, что я знал о привычке Роланда пить свою мексиканскую водку в качестве аперитива. И знал, что никто больше в доме не прикоснется к ней.
— А откуда у вас оказался яд? — спросила Наташа.
— Я же врач, — усмехнулся доктор. — Мне приходилось в моей жизни много работать с ядами. И яд имелся у меня дома в достаточном количестве, чтобы его хватило отравить десяток таких мерзавцев, как Роланд. Даже странно, что вы стразу же не подумали на меня. Я был уверен, что мне это преступление точно не сойдет с рук. Но я не испытываю сожаления, я даже рад, что уничтожил эту гадину. Он разрушил мою жизнь и жизнь моей Эрики. В своих письмах, которые пришли ко мне уже после ее смерти, она мне все объяснила. Она рассказала о том, что Алексей — мой сын И кто на самом деле написал на меня поклеп. Но к тому времени я уже знал это и без нее. Она написала, что он все эти годы угрожал ей расправой, если она вздумает уйти ко мне или хотя бы подаст о себе весточку. Хотя бы напишет одну строчку, что она по-прежнему любит меня. Ах, как это жестоко было с его стороны. Все те страдания, которые причинил ему мой яд, не стоят тех мук, что довелось испытать мне.
— Получив эти письма, вы и решили убить Роланда? — спросила Инна.
— Да, меня будто огнем обожгло. Словно Эрика с того света взывала ко мне с просьбой о мщении за нашу поруганную любовь и разрушенную жизнь, — торжественно произнес доктор. — Роланд не имел права жить. Я жалею лишь об одном, что убил его так поздно. Он отравлял вокруг себя все, к чему прикасался.
Даже воздух вокруг него был отравлен миазмами его злобы. Прости меня, Наташа, за эту правду.
— Ничего, — кивнула головой та. — У меня в жизни бывали стрессы и похлеще.
— Скажите, а лично из уст Эрики вы слышали признание в том, что Алексей ваш сын? — спросила у старика Инна. — Или, может быть, она вам лично говорила, что ее муж предал вас?
— Нет, никогда! Напротив, при жизни она либо отрицала, что Алексей — мой сын, либо просто молчала, — сказал доктор. — Лишь однажды, очень давно, она намекнула мне на это. Но после моего возвращения из лагеря она всегда все отрицала. А письма, которые она написала мне еще до тюрьмы, я получил с опозданием в целую жизнь.
— А как они вообще к вам попали? — снова спросила Инна. — Вы их до тюрьмы не видели?
— Разумеется! — с досадой поморщился доктор. — Если бы я тогда твердо знал, что у меня есть сын, это бы здорово меня поддержало. Но нет. Я узнал об этом только из писем Эрики, которые смог получить буквально около месяца назад. Примерно в то же время, когда узнал правду о Роланде. Да, я получил их через неделю после того, как я и сам догадался, что Роланд был тем негодяем, кто засадил меня в тюрьму. Письма Эрики мне переслал кто-то по почте бандеролью. На бандероли не было обратного адреса. То есть какой-то адрес был, но такого дома в действительности не существовало. Думаю, что их могла переслать Эмилия.
Или какое-либо другое доверенное лицо Эрики. Какая-нибудь ее близкая подруга. А Эрика умерла больше полугода назад. Но тому могло быть весьма тривиальное объяснение. Подруга могла попросту на какое-то время позабыть о своем обещании. Или сама была больна. Но как бы то ни было, а письма от своей Эрики я все же получил. И теперь твердо знаю, что Алексей — мой сын.
— И еще письма были в тайнике в спальне Эрики, — сказала Инна. — Странно — если уж пересылать вам письма, то почему не все?
— Должно быть, тот человек не знал про тайник, — сказал доктор. — А Эрика перед смертью забыла рассказать о тайнике своей подруге. Вот письма и остались там лежать.
— Или по какой-то иной причине, — предположила Инна.
— Не вижу никакой другой причины, — сварливо ответил доктор.
Он вдруг вообще занервничал, даже испарина на лбу выступила. Выглядел весьма растерянным и все вертел в руках пустую чашку.
— Доктор, вы нездоровы? Вас что-то тревожит? — склонилась к нему Инна. — Может быть, вы ждете начала болей после приема яда, а они все не наступают?
— Какого яда? — спросил доктор, но глаза его предательски забегали.
— Того самого, который вы дали Роланду, — сказала Инна. — Того самого, который ловко подмешали в свой кофе, пока его готовили.
— Откуда, откуда вы знаете об этом? — задохнулся доктор.
— Догадалась, — хмыкнула Инна. — Милый доктор, я очень молода, но вы выглядели таким торжественно мрачным, что я сразу поняла: вы задумали что-то зловещее. Убийство. А так как убивать нас с Наташей у вас нет ни причины, ни повода, значит, вы решили убить себя.
Доктор подавленно молчал.
— Инна подменила вашу чашку, — объяснила доктору Наташа. — Пока мы смотрели в окно.
— Спасибо, я уже понял, — с сарказмом поблагодарил ее старик. — И что же вы наделали? Я влил в свой кофе остаток яда, склянка теперь пуста. Что же мне теперь делать?