Боля ожидал лишь высокого светловолосого викинга, которому обещал изготовить красивый серебряный медальон, с изображением прекрасной девушки, выгравированным на обратной стороне. Викинг дал мастеру портрет этой девушки, и гравер гордился прекрасно выполненной работой. На лицевой стороне был изображен корабль викингов, с девятью парами весел, а над галерой красовался молот с перекрещенными крыльями и двуручным мечом. На обратной стороне сверкало прорисованное до мельчайших деталей лицо незнакомки. Возлюбленная или жена?
— Готово? — осведомился Гаррик.
— Готово. — Боля улыбнулся и, открыв подбитый мехом мешочек, вынул медальон на длинной цепочке.
Гаррик швырнул на стол кошель с серебром и, даже не взглянув на безделушку, надел на шею. Но Перрин, сгорая от любопытства, взял в руки тяжелый серебряный диск и начал внимательно изучать, восхищаясь символами богатства, власти и силы. Когда же он перевернул медальон, то неодобрительно нахмурился.
— Зачем?
Гаррик пожал плечами и направился к двери, но Перрин успел догнать друга:
— К чему так мучить себя? Она не стоит этого.
Гаррик удивленно поднял брови:
— Именно ты это говоришь?
— Да, — твердо кивнул Перрин. — Она моя сестра, но простить ей не могу.
— Ну же, друг, не расстраивайся. То, что я чувствовал к Морне, умерло, и давно.
— Тогда к чему все это? — показывая на медальон, спросил Перрин.
— Напоминание, — жестко бросил Гаррик. — Памятка того, что женщинам нельзя доверять.
— Боюсь, измена сестры оставила слишком много шрамов на твоем сердце. Ты так и не стал прежним с тех пор, как она вышла за этого жирного торговца.
Тень затуманила сине-зеленые глаза молодого человека, но губы по-прежнему кривила циничная усмешка.
— Просто я стал мудрее. И никогда больше не паду жертвой женских чар. Однажды я открыл свое сердце, но второй раз этого не будет. Теперь я знаю женщин.
— Но женщины не все одинаковы, Гаррик. Твоя мать другая. Никогда не знал женщины добрее и благороднее.
Лицо Гаррика мгновенно смягчилось:
— Мать — единственное исключение. Но хватит об этом. Сегодня, в нашу последнюю ночь, я намереваюсь выпить бочонок эля, а тебе, друг мой, придется нести меня на корабль — сам я идти не смогу.
Бренна сидела на большой кровати, осторожно полируя меч — свою самую большую драгоценность. Искусно сделанный и подогнанный как раз под ее руку он был легким, но очень острым. Отец подарил Бренне оружие в день десятилетия. На рукоятке было выгравировано ее имя, инкрустированное рубинами и яркими сапфирами размером с большие горошины. Ничто на свете Бренна не ценила так, как этот меч, именно потому, что он стал символом гордости отца смелостью и ловкостью дочери.
Но теперь она мрачно сидела, уткнувшись лбом в лезвие. Станет ли женское тело помехой для ее планов на земле будущего мужа? Сможет ли она когда-нибудь поднять этот меч, сражаться, как все мужчины, или никогда ей не пользоваться больше своим искусством и навеки стать женщиной, исполняющей лишь женские обязанности и ничего больше?
Будь прокляты мужчины и их замшелые обычаи! Она не позволит так с собой обращаться! Терпеть грубости и покорно выполнять приказания… нет, ни за что! Она не станет пресмыкаться! Она — Бренна Кармахем, а не какая-нибудь жеманная трусливая девчонка.
Кипя от негодования, Бренна не услышала шагов тетки. Войдя в спальню, та тихо прикрыла дверь, глядя на племянницу усталыми печальными глазами. Она ухаживала за мужем несколько долгих месяцев, полных мук и страданий, и каждый новый день высасывал из нее все больше сил. Когда он скончался, умерла и какая-то частица ее сердца, ведь она горячо любила его. Теперь все начиналось сначала. Милосердное небо, только не это! Не нужно больше смертей! Бедный брат!
Заметив краем глаза поникшую фигурку, Бренна вздрогнула, с трудом узнав Линнет. Растрепанные волосы, грязная одежда, и лицо… почти незнакомое лицо! Смертельно бледное, с сжатыми в тонкую линию губами и темными кругами под покрасневшими от слез глазами.
Бренна вскочила с постели и подвела тетку к длинной лавке под окном.
— Линнет, ты плакала! На тебя это непохоже! — встревоженно пробормотала девушка. — Что случилось?
— О Бренна, девочка моя! Скоро твоя жизнь так изменится! Несправедливо, чтобы на тебя свалилось все сразу!
— Ты печалилась обо мне, тетя? Не стоит. — Бренна слабо улыбнулась.
— Нет, дорогая, не о тебе, для этого еще будет время. О твоем отце, Бренна. Он умер.
— Как можно шутить так жестоко?! — Бренна отпрянула, мгновенно забыв обо всем. С лица сбежала краска. — Ты злая!
— Бренна, — вздохнула Линнет, гладя племянницу по щеке. — Я ни за что не стала бы лгать тебе. Энгус умер час назад.
Бренна медленно покачала головой, не в силах поверить услышанному.
— Он ведь не был так сильно болен. И не мог умереть!
— У Энгуса была та же болезнь, что и у моего мужа, но, по крайней мере, он хоть не страдал так жестоко.
Огромные, широко раскрытые глаза девушки были полны ужаса:
— Ты знала, что он умрет?
— Знала.
— Во имя Господа, почему не сказала мне? Почему позволила мне поверить, что он снова поправится?
— Таково было его желание, Бренна. Он запретил мне объяснять кому бы то ни было, особенно тебе. Не хотел, чтобы ты день и ночь плакала у его ложа.
Энгус ненавидел слезы. Достаточно того, что ему пришлось терпеть мои.
Из глаз Бренны брызнули слезы. До сих пор она ни разу в жизни не плакала.
— Я должна была ухаживать за ним. А вместо этого я резвилась так, словно ничего не Происходит.
— Отец не хотел, чтобы ты слишком грустила, Бренна. Знай ты обо всем, страдала бы день и ночь. А так скорбь со временем станет менее острой. Поможет и скорое замужество.
— Нет! Теперь не будет никакой свадьбы!
— Отец дал слово, Бренна, — напомнила Линнет. — Ты должна быть верна данной клятве, хотя Энгуса и нет в живых.
Бренна больше не смогла сдержать душераздирающие рыдания.
— Почему он должен был умереть, тетя? Почему?
Лорда Энгуса Кармахема предали земле в ясное солнечное утро. Птицы только начали приветствовать щебетанием наступающий день, и запах полевых цветов наполнял свежий прохладный воздух.
Бренна, у которой не осталось больше слез, была одета во все черное с головы до ног — тунику с облегающим трико и короткую широкую накидку, отделанную серебряной нитью. Длинные черные волосы, заплетенные в косу, как обычно были спрятаны под вырез туники. На фоне мрачной одежды выделялись лишь мертвенно-бледное лицо и блестящее серебре меча.