Когда она сказала тете, что настало время вернуться домой, та не возразила.
— Ты ведь будешь жить со мной? — с надеждой спросила Бренна.
— Пока, да. Но потом снова уйду к Ансельму.
— Ты ведь теперь свободная женщина, — запротестовала Бренна. — Зачем тебе жить с чужими?
— У меня там много друзей.
— И ты скучаешь по Элоизе? — вздохнула Бренна.
— Да.
— И отцу Гаррика?
— Мне не стыдно делить с ним постель, пусть и нечасто! — вскинулась Линнет.
— Я не судья тебе, тетя. Если ты этого хочешь, как я могу запрещать?
— Конечно, Ансельм по-настоящему любит лишь Элоизу, но и ко мне неравнодушен. Кроме того, я тоже хорошо отношусь к Элоизе. Она истинный и верный друг. Странные у нас отношения. — Линнет засмеялась. — Однако я счастлива и довольна.
— Ты могла бы жить и лучше.
— Нет, Бренна, мне хорошо. Я знаю, что ты ненавидишь Ансельма, но…
— Нет, во мне не осталось ненависти, — перебила Бренна. — Когда Ансельм впервые взял на руки моего сына, я вспомнила, как он напал на наше поместье и какая ярость горела в его глазах. Однако стоило ему прижать к груди внука, лицо его озарилось такой любовью и нежностью. Он многое сделал для меня, и я благодарна ему за это. Правда, не знаю, смогу ли до конца простить его за содеянное зло, но ненависть никогда больше не встанет между нами.
— Я рада, — улыбнулась Линнет. — Думаю, ты наконец стала взрослой, Бренна.
Бренна вернулась к себе за день до первого зимнего бурана. Пробираясь через сугробы в поисках дичи, она чувствовала, что в самом деле привыкла к этой стране и ее суровому климату.
Шло время, однако Гаррик так и не приходил повидать сына. После празднования зимнего солнцестояния Линнет вернулась в дом Ансельма. Бренна скучала по тетке, но на этот раз не оставалась в одиночестве. Лила, кормилица Селига заменила Илейн и теперь жила вместе с Бренной. Корделла часто приезжала навестить сестру и привозила маленького Этола.
Бренна возвратилась с охоты раньше обычного, поскольку израсходовала все стрелы: долго не могла попасть в какого-то жалкого кролика. Увидев во дворе лошадь Гаррика, она застыла. Смешанные чувства боролись в душе, однако победил гнев. Как посмел он явиться сюда через семь месяцев после рождения сына?!
Бренна быстро вошла в дом и остановилась как вкопанная при виде открывшегося глазам зрелища:
Селиг сидел на коленях у отца, возле очага, и, громко смеясь, играл с застежками на плаще Гаррика. Гаррик удивился ее появлению, но Бренна ничего не замечала — она видела лишь счастливого, радостного сына и не смогла больше сдержать ярость, зная, что Селиг был лишен отцовской любви из-за ненависти к ней Гаррика.
— Тебе нравится имя, которое я дал ему? — неловко пробормотал Гаррик.
— Я приняла его, поскольку это единственное, что Селиг получил и получит от отца.
Гаррик осторожно опустил малыша на пол, и родители молча наблюдали, как он медленно ползет по соломенным подстилкам к игрушке, валявшейся под столом. Наконец малыш ухватил ее крошечными пальчиками, не сознавая, какое напряжение воцарилось в комнате.
Глаза молодых людей встретились, впервые за долгое время.
— Жаль, что ты застала меня здесь, Бренна. Больше этого не случится.
— Почему ты приехал?
— Посмотреть на сына.
— После стольких месяцев?
— Неужели ты действительно считаешь, что до этого дня я не видел его? Я бывал здесь не меньше раза в неделю, с тех пор как ты вернулась, стоило тебе отправиться на охоту. А пока ты жила в моем доме, я приходил к нему каждый день.
— Что?!
— Как только Селига накормят, я брал его на руки, прежде чем вновь отдать Лиле.
В глазах Бренны сверкнуло бешенство.
— И все скрывали это от меня?!
— Ты считала, что я могу причинить зло малышу, поэтому я старался видеться с ним втайне. Не хотел тебя расстраивать.
— Почему ты не сказала, что отец Селига приходит сюда?! — Бренна повернулась к кормилице, скорчившейся в углу и явно напуганной непонятными криками.
— Но у него есть на это право, госпожа. Хозяин не должен был скрывать любовь к мальчику.
Не успев задать вопрос, Бренна смертельно побледнела. Ответа она уже не слышала. Тщательно скрываемый секрет, что Бренна знает норвежский, был известен только Лиле, поскольку им приходилось как-то объясняться. Теперь же, из-за ее неразумного гнева, Гаррик все узнал.
— Я пойду, Бренна.
Она испуганно взглянула на него. Гаррик собирается оставить без внимания роковой промах, но ей необходимо все выяснить!
— Ты слышал, как я говорила на твоем языке! Почему не обвинишь меня в том, что я скрыла это от тебя?!
Гаррик пожал плечами:
— Ты достаточно долго пробыла в этой стране, чтобы понимать наш язык, Бренна.
Сегодня его почему-то никак нельзя было вывести из себя, и Бренна не могла больше выдержать этого:
— Меня обучили вашему языку еще до того, как привезли сюда. Знание оказалось моим тайным оружием против тебя, Гаррик, единственным, которого ты не смог отнять, хотя я им так и не воспользовалась.
— Знаю.
— Знаешь?! — От неожиданности Бренна широко раскрыла глаза.
— Твоя тетя рассказала мне давным-давно. Я хотел получше понять тебя, и она поведала многое из того, что пригодилось потом. Кроме того, когда ты болела, то в бреду говорила на обоих языках.
— Но почему никак и никогда не показал, что тебе все известно?
— Хотел, чтобы ты сама призналась, — не повышая голоса, ответил Гаррик. — И, как видишь, так и случилось.
— Только теперь это не имеет значения.
— Имеет.
Бренна была потрясена неожиданной нежностью этого всегда резковатого голоса. Гаррик шагнул вперед и оказался прямо перед ней. Взгляды их снова встретились, и в его глазах не было ни гнева, ни ненависти… Его руки обвились вокруг нее, притягивая все ближе… и сердце Бренны на мгновение замерло, словно перестало биться. Горячие губы прижались к ее губам, и обоих охватило жгучее желание. Все эти бесконечные месяцы разлуки Бренна старалась не думать о Гаррике, хотя вот уже почти год, как между ними выросла стена обид, непонимания и недоверия. Однако, Бренна так сильно хотела его, хоть и притворялась перед собой и другими, что совершенно равнодушна.?.
Гаррик продолжал прижимать ее к себе, не осмеливаясь пойти дальше из-за того, что Лила с нескрываемым любопытством глазела на них. Бренна хотела, чтобы это мгновение продолжалось вечно, но какой-то неотвязный дьявол я мозгу не давал забыть прошлое. Происходящее казалось сном, коротким сном…