– Всем нам плохо! Однако же собрались и пришли! А чем Дмитриевна лучше? И если уж на то пошло, то и с Сулимой мы все вместе дружили. И на похороны к ней пришли.
Мариша увидела, что наклюкавшиеся бабушки плавно переходят от плаксивой стадии опьянения к стадии агрессивной и того гляди перецапаются между собой. А Марише совсем не хотелось оказаться в эпицентре их ссоры.
– Знаете… Э-э-э… Приятно было познакомиться. Но мне надо идти, – вполголоса произнесла она, потихоньку отодвигаясь подальше от старушек.
Но те даже не обратили на ее уход внимания. У них было занятие поинтересней. Они припоминали друг другу какие-то давно минувшие обиды. И кажется, это их увлекло полностью.
Мариша тем временем подошла к Таисии, которая уже давно изнывала у противоположной стены ресторана, призывно размахивая руками и делая знаки сестре.
– Ну что? – спросила у нее Мариша, все еще не в силах отойти мыслями от старушек. – Тебе удалось поговорить с Викторией?
Но Таисия ее настроения не заметила и вдохновленно воскликнула:
– Удалось! Все, как мы и предполагали! Вика ненавидела Алену лютой ненавистью! Она так прямо и выразилась, что благодарна человеку, который отправил Алену на тот свет.
– И это все, что она тебе сказала?
– А разве этого мало? – удивилась Тая. – Она же фактически призналась в убийстве Алены!
– Ни черта она ни в чем не призналась, – тоскливо произнесла Мариша. – Она всего лишь сказала, что ненавидела Алену и мечтала, чтобы та сдохла!
– Но ведь это же одно и то же!
– Совсем нет! И любой юрист тебе объяснит, что желать – это совсем не значит совершить! Мысль ненаказуема. Можно желать смерти кому угодно. Но если ты при этом сидишь ровно и никак эту гибель своими силами не придвигаешь, то в тюрьму тебя никто за твои мысли не посадит!
– Так это же еще далеко не все! Вика мне призналась, что она к ведьме ходила!
– Куда? – вздрогнула Мариша.
Вздрогнула она от слова «ведьма». Любой испугается или, по крайней мере, встревожится, услышав страшное слово.
А еще это слово навело Маришу вновь на мысли о Банкире. Вот незадача! Еще и с ним надо прояснить ситуацию, какой дьявольской секте он продавал в бытность свою санитаром расчлененные трупы из морга. Еще докука! А не выяснить-то никак нельзя! Вдруг в этом поступке Банкира кроется нечто важное!
– Ведьма, говоришь? – задумчиво спросила Мариша у Таи, думая о другом. – А что за ведьма такая?
– Настоящая ведьма! – заверила ее Таисия. – И Вика призналась мне… Ой, даже сказать страшно! Она призналась мне в том, что делала заговор на смерть! Заговор на смерть Алены. Понимаешь?!
Вид у Таи был до того торжествующий, что Мариша даже не решилась ее сразу же разочаровать, сказав, что все наговоры – это чушь собачья и действуют они исключительно на людей впечатлительных, верящих в черную или белую магию.
Вместо этого Мариша осторожно спросила у Таи:
– Да? И как же это случилось?
– Вика пошла к этой ведьме и заказала той смерть Алены!
– Адрес этой ведьмы, надеюсь, ты у Вики разузнала?
– Представь себе, да! Узнала! Не спрашивай, как мне это удалось! – И переминаясь от нетерпения с ноги на ногу, Таисия воскликнула: – Ну что? Поедем к ней прямо сейчас?
– Вид у тебя для визита к ведьме самый подходящий, – хмыкнула Мариша. – Глядишь, примет тебя за свою. Еще и скидочку сделает!
– Ты что? – изумилась Тая. – Шутишь никак?
– А что мне еще остается?
– То есть что… Мой план – это для тебя повод для шуточек?
– Тая, пойми меня правильно, я не хочу тебя обидеть, но положа руку на сердце неужели ты веришь в то, что Алена погибла, потому что кто-то там навел на нее порчу?
– Заговор на смерть – это не какая-то там жалкая порча! – не сдавалась Таисия.
– Тая, ты меня пугаешь! Ну скажи, что ты все это говоришь не всерьез?
– Почему это не всерьез?
– Но не можешь ведь ты верить в такие вещи?
– А я верю! – воскликнула Тая азартно. – Верю и считаю, что они существуют. И заговоры, и порча! Я и сама, если хочешь знать, немного ведьма.
– Интересно будет послушать! – восхитилась Мариша. – И как это?
– А так! Я много раз замечала за собой, что если что-то неосторожно скажу, то сказанное потом исполняется! Одни раз ляпнула, что наш с тобой общий дядька помрет после шунтирования, и он помер! А ведь ничего не предвещало его смерти! Все говорили, что у него хорошие шансы на исцеление!
– Ты говоришь про дядю Толю?
– Да. Про него. И его смерть на моей совести!
– Тая, у него было пятьдесят шансов на пятьдесят! Врачи не скрывали, что никакой гарантии на то, что операция пройдет удачно, они не дают!
– Но он же умер! А другие остаются жить!
– С тем же успехом ты могла бы сказать, что он выживет. А он бы все равно умер! Ты тут ни при чем. Это судьба.
– Нет, не судьба. Слово материально! И я его убила своим словом!
– Если уж так разбираться, то дядя Толя тоже изрядно постарался для того, чтобы к своим пятидесяти семи годам превратиться в полную развалину! Он пил, курил по две пачки сигарет в день, отдыхать не ездил по десять лет, все работал и работал. А еще он упорно не желал ходить к врачам, пока его совсем не приперло!
– Но он мог выжить, а умер! – упрямо твердила Тая.
Марише надоел этот беспредметный разговор.
– Не верю я в то, что твоя ведьма сама лично взяла в руки нож, приехала в ресторан и прирезала Алену. И все это только для того, чтобы ее предсказание исполнилось и клиентка не потребовала назад свои деньги! Кстати, сколько ей заплатила Вика?
– Тридцать тысяч рублей.
– Ого! – присвистнула Мариша. – Неплохо для сиротки, оставшейся без куска хлеба. И знаешь еще что…
– Что?
– На этой Вике я сегодня увидела туфельки, которые появились в продаже только неделю назад. Я сама положила на них глаз, но стоят они столько, что я решила подождать распродажи. А вот Вика не стала терпеть! Ухватила туфли прямо сейчас, хотя на эти же деньги могла бы купить десять пар обуви в магазине попроще! И о чем это говорит?
– О том, что Вика не привыкла экономить?
– Это говорит о том, что у нее нет необходимости быть экономной.
– Но ее папа тяжело болен! Он больше не добытчик!
– Значит, Вика с матерью сумели найти какой-то альтернативный источник доходов! Вот и все. Деньги у них есть. И значит, таить зло на Алену они не могут.
– Возможно, туфли – это еще не показатель. Вика спустила последние деньги на обувь! Этакий жест отчаяния.