— А как он выглядит? — спросил Бритый.
— У меня есть его фотография, — сказал Крученый. — На всякий случай спер в милиции. Она там висела на стенде «Наши лучшие работники». Ну, я и подумал, что ментам эта фотография все равно без надобности. Кто там на этот стенд смотрит? А нам может пригодиться.
И он достал из кармана слегка помятую фотокарточку.
— Это он! — воскликнул Бритый.
— Кто — он? — удивился Крученый.
— Тот человек на синей «семерке», который встречал Старика в аэропорту Якутска, — объяснил Бритый.
— Это странно, — заметил Крученый. — Зачем бы начальнику отделения встречать Старика? Они что, знакомы, выходит?
— Думаю, что Старик через этого Виктора Геннадьевича хочет добраться до девчонок, — сказал Бритый. — Уверен, что Старик примчался сюда из-за них.
И Бритый изложил приятелям свои доводы.
— Но драться со Стариком в мои планы не входит, — сказал Бритый. — Я всего лишь хочу получить назад свою жену.
— Очень разумно, — поддержал его Крученый.
Кащей выглядел слегка разочарованным. Похоже, что он лично не отказался бы напоследок устроить этакую бойню местного масштаба. Но спорить не стал.
— Тогда, если ты всего лишь хочешь получить назад свою жену, нам нужно поторопиться, — сказал он Бритому. — Крученый, ты уже придумал, как нам лучше проникнуть к вашим девчонкам?
Инна с Юлей уже почти сутки томились от неизвестности в своей камере.
— Они уже давно были обязаны предъявить нам обвинение, — повторяла Инна в который раз. — Они не имеют никакого права задерживать людей без всяких причин почти на сутки.
Юля в ответ молчала. Выслушивать, как их с Инной будут обвинять в убийстве двух пожилых людей, ей не было никакой охоты. Лучше уж так. Пусть и скучно, и тревожно, но все же существует надежда на избавление. В камере, куда поместили девушек, кроме них, никого не было. А перед их появлением в помещении провели генеральную уборку. И к тому же на нарах лежали вполне приличные матрасы без клопов и свежее белье, Юля готова была поклясться, только что из упаковки.
Кормили девушек сытно и три раза в день. И опять же Юля готова была голову дать на отсечение, что кормили их домашней пищей. Во всяком случае, ей еще не приходилось слышать, что государство кормит заключенных или просто подозреваемых домашними блинчиками со сметаной прямо с рынка.
Все эти привилегии наводили на мысль, что в девушках кто-то был сильно заинтересован. И этот «кто-то» хотел, чтобы подруги пребывали в относительно хорошем расположении духа и тела. Им оставалось только гадать, кто мог быть этот человек.
Этим подруги и занимались, когда через зарешеченное окно их камеры что-то упало на пол. Девушки поспешно кинулись к этому предмету и стукнулись головами.
— Ой! — вскрикнула Юля, потирая лоб.
— Ох! — ответила в тон ей Инна.
— Что это? — спросила Юля у подруги, которая все же успела поднять с пола таинственный предмет.
В ее руках оказался свернутый в несколько раз тетрадный лист, на котором незнакомым почерком было написано:
«Не спите сегодня ночью. Кащей».
— Что это за издевательство? — взвыла Юлька. — Мало того, что нас держат в этой камере совершенно ни за что, так еще и пугать вздумали. Что это еще за Кащей такой образовался? И почему мы не должны ночью спать?
— Ну, это как раз ясно, — сказала Инна. — Спать мы не должны, потому что этот Кащей, кем бы он там ни был, собирается пожаловать к нам сегодня ночью в гости.
— Этого еще не хватало! — снова возмутилась Юлька. — Ты, Инна, конечно, как знаешь, а я по ночам каких-то там Кащеев принимать не согласна! Откуда мне знать, что у него на уме?
— А разве у нас есть выбор? — спросила у нее Инна.
— Конечно, — утвердительно кивнула Юля. — Показать эту записку ментам. Пусть предпримут меры для нашей безопасности. Переведут в другую камеру, например.
— Ну посуди сама, — не согласилась с подругой Инна, — если бы этот Кащей хотел причинить нам зло, стал бы он заранее предупреждать нас о своем визите запиской?
Юля подумала и пришла к выводу, что, скорее всего, нет.
— К тому же если нам этот Кащей не понравится, то вызвать ментов на подмогу мы всегда успеем, — убеждала ее Инна.
В конце концов ей все же удалось убедить Юлю не предпринимать пока никаких шагов. И просто ждать ночи.
В доме Виталия Олеговича по-прежнему царила тревога. Виталий Олегович расхаживал по комнатам, заложив руки за спину, что свидетельствовало о его большом волнении.
— Мне кажется, что все должно пройти гладко, — уговаривал он сам себя.
— Все зависит от того, что ему успела наплести твоя мать, — сказала Варвара Бальзаковна.
— Дорогая, она ничего не успела ему рассказать. Я же заблокировал в домашнем телефоне межгород. Еще две недели назад.
— Ты мой умница! — рассмеялась Варвара Бальзаковна. — Всегда обо всем подумаешь. За это я тебя и люблю.
— Да, всегда мне приходится думать за всех. Варвара, ну что ты на меня смотришь? Почему ты сразу же после смерти матери не обыскала ее проклятую шкатулку?
— Я же тебе сто раз объясняла, что мне было не до того, — ответила жена. — А когда я в нее заглянула, там было уже пусто. Я же тебе сто раз это повторяла.
— А теперь мы не знаем, в чьих руках находятся бумаги, — раздраженно ответил Виталий.
— И все-таки, зачем тебе ее бумаги? — спросила у мужа Варвара Бальзаковна. — Ты и без бумаг являешься наследником своей матери. Ты же ее сын.
— Сын, конечно, сын, — кивнул Виталий Олегович. — И у нас на руках завещание, где она все свое имущество оставляет мне. Может быть, ты и права. И я действительно зря волнуюсь. Только почему-то я никак не нахожу себе места.
— Будешь осторожен, и у тебя все получится отлично, — заверила его жена. — А в случае чего мы с Лешей тебя подстрахуем.
— Больше всего меня беспокоит охрана, — признался жене Виталий Олегович. — А ну как не удастся убедить этих парней, что все произошедшее просто несчастный случай? И еще эти девчонки! Зачем Кнутову понадобилось их сажать за решетку? Неужели он и в самом деле думает, что они могли убить мою мать и ее любовника?
— Не беспокойся, с девочками тоже все уладится, — сказала жена, беря Виталия Олеговича за руку. — Не будет же Кнутов всю жизнь держать их за решеткой. Рано или поздно он их выпустит.
— Ох, душенька, одна ты у меня осталась! — вздохнул Виталий Олегович. — И зачем моей матери понадобилось на старости лет все менять?
— Этого мы никогда не узнаем, дорогой, — сказала Варвара Бальзаковна, нежно прижимая к себе голову мужа.