– Наташа, – едва слышно произнесла Ангелина.

– Какая Наташа? – удивились Инна с Маришей. – Сестра Максима?

Ангелина молча кивнула.

– Что ты выдумываешь? Она же инвалид. Она едва ходит! – возмутились девушки. – Она до своей комнаты едва дошла! Как она могла доехать до заказника, там побегать по лесу на лыжах да еще вернуться к машине. Она инвалид, это всем известно.

– Это и было ее алиби, – прошептала Ангелина. – Я знаю, она давно задумала убить Павла. Она мне сама призналась в этом. Я навещала ее в больнице, куда она попала после аварии. Мы с ней подружились. Она сказала, что не держит на меня зла. И что все дело в Павле. Она это давно поняла, и единственное, о чем мечтает, – избавить мир от этого негодяя. Чтобы он больше не смог сеять беду и смерть вокруг себя. Она сказала, что когда в человеке проснулся зверь и этот зверь почувствовал свою власть и свежую кровь, то остановить его может только страх или чудо. На чудо, я так понимаю, Наташа не особенно надеялась. Поэтому…

И Ангелина замолчала.

– Рассказывай! – воскликнул Григорий Петрович. – Что ты еще натворила?

– А что тут рассказывать? – пожала плечами Ангелина. – Когда я поняла, что Павел задумал извести меня, я позвонила не только тебе, но и Наташе. Я же говорила, Наташа сильный человек, и она была в какой-то мере моей союзницей в заговоре против Павла. И я хотела ее совета.

– И что? – очень тихо спросил у нее Григорий Петрович.

– Так вот, это Наташа придумала весь сценарий. И если уж совсем начистоту, это она приезжала ко мне тем утром, когда я инсценировала свою смерть, на машине брата, на светло-серебристой «Мазде». Я же не знала, что сосед меня видел, когда я разговаривала с Наташей через окно машины.

– Но зачем? – спросила Мариша. – Зачем она приезжала?

– Чтобы забрать меня и вместе развезти письма, – сказала Ангелина. – Но потом я увидела своего соседа-старичка, который вылупился на меня, и поняла, что и он видит меня и машину Наташиного брата. Это была неосторожность с моей стороны. И все пришлось переиграть. Ушла я из квартиры пешком, замаскированная. Письма развезла сама на частнике, а потом пришла в эту квартиру, которую снял для меня Григорий Петрович на свое имя.

– А что было потом? – спросила Мариша.

– Потом я совершила еще одну глупость: показала Григорию Петровичу обрез, который купила у одного знакомого, я же вам говорила. Переодевшись пожилой женщиной, я ходила по городу совсем спокойно. Купила оружие, спрятала его в хозяйственной сумке под продуктами и принесла сюда. Гриша увидел обрез, перепугался и запретил мне выходить из дома, угрожая, что в противном случае выдаст меня милиции. Про Наташу он не знал, поэтому, когда его не было дома, я передала оружие Наташе, и она уехала в заказник одна.

– Но как ты могла передать Наташе обрез, если была заперта? – спросил у нее вконец расстроенный Григорий Петрович.

– А для чего существуют окна и телефон? – пожала плечами Ангелина. – Я позвонила Наташе, обрисовала ситуацию. И она сказала, что будет ждать под окнами, когда я спущу ей на веревке сумку, в которой и будет лежать оружие. Но она клялась, что только попугает Павла! Добьется от него, чтобы он исчез из нашего города. Честное слово!

– А откуда у Наташи взялась машина?

– У нее есть собственный старенький «жигуленок», она его купила специально для этой поездки, – ответила Ангелина. – На машине брата она ехать в заказник не захотела, чтобы его не подставить. Так что отправилась на собственной машине. А что?

– Ничего, – пробормотала Мариша. – А где сейчас эта машина?

– Думаю, если Павел действительно мертв, то машина Наташи стоит на том же месте, где она ее и оставила, – сказала Ангелина.

– Что ты хочешь этим сказать? – прошептал Григорий Петрович.

– Такой у нее был план, – спокойно ответила Ангелина. – Она сказала, что жить с Павлом, полным мерзавцем, она не может. Но и жизнь без него ей не нужна. Поэтому она собиралась убить его, а потом убить себя.

– Но ты же сказала, что она хотела его только попугать! – воскликнула Мариша.

– Да, так она мне говорила сначала. А когда обрез оказался у нее в руках, то призналась, что планы у нее изменились. Напугать Павла настолько, чтобы он изменился и перестал использовать женщин, ей вряд ли удастся, а значит, существует единственный выход – убить его.

– Хм, – сказала Мариша. – Насчет Павла не знаю, но если бы Наташа хотела убить себя, то могла бы сделать это там же, в лесу, чтобы не подставлять всех людей, собравшихся в заказнике. Но она вместо этого протащилась на лыжах почти километр, села в свою машину и уехала. Думаю, что планы у Наташи после убийства Павла снова поменялись. Причем радикально.

– Поехали к ней, – быстро поднялась с табуретки Инна.

Никто не спорил. Все встали и направились к дверям.

– Постойте, – сказал Григорий Петрович. – Не годится тащить ребенка среди ночи в гости к убийце.

Хотя подруг и покоробило слово «убийца» по отношению к Наташе – ей вообще-то больше подходила роль справедливого мстителя, – но они признали, что Григорий Петрович прав. Поэтому он сходил за соседкой и попросил присмотреть за девочкой, пока они не вернутся. После этого все расселись по машинам и отправились к дому, где жил Максим со своей сестрой.

Глава двенадцатая

Мариша первой позвонила в дверь. Им открыли быстро. На пороге стоял Максим, руки его дрожали, да и сам он трясся словно в ознобе.

– Хорошо, что это вы! – с облегчением сказал он, пряча что-то за спину. – Я вас в глазок увидел. Проходите.

– А кого ты ждал? – спросила Мариша, когда все оказались в квартире Максима.

– Я уж думал, что снова милиция мною интересуется, – ответил Максим. – А это опять вы. Привет!

– Где Наташа? – вместо приветствия спросила у него Инна.

– Не знаю, – быстро сказал Максим. – Ее нет. Я сам волнуюсь. Когда я вернулся с этой проклятой охоты, ее дома уже не было.

– Ты заявил в милицию об ее исчезновении? – спросила Мариша.

– Н-нет, – нерешительно произнес Максим.

– Ты приехал домой, не застал дома сестру-инвалида, которая едва могла доковылять до двери, и не предпринял никаких мер для ее розыска? – ехидно спросила Максима Инна.

– Почему же, я обзвонил всех ее подруг, – ответил Максим. – Думал, что кто-то из них заехал за ней и увез к себе в гости. Но ее нигде не было!

– Но в милицию ты не заявлял, – сказала Инна. – Очень странно.

– Ничего не странно! – воскликнул Максим. – Что тут странного? В милиции принимают заявления о розыске только после того, как человек отсутствует по крайней мере неделю. Так что меня там и слушать не стали бы.