– Вы раскрыты! – раздался в трубке голос Андрея Игоревича. – НЕ ПОКИДАЙТЕ ДОМ! И постарайтесь продержаться как можно дольше! Отбой!
– Минуту… – перебил Алеша, мгновенно мобилизовавшийся. – Здешний пароль: «Лидер», отзыв «Война». Надеюсь, вам это поможет.
Чем дольше Дыня смотрел на пацанов, которых привез Веня, тем меньше они ему нравились. Одни – тупые будки, другие – отмороженная крутизна. И тем, и другим человека загасить – как высморкаться. Сам Дыня тоже был не святой – святые бригадирами не становятся – но всегда жил строго по понятиям и очень этим гордился. Правда, его никогда не заряжали сопровождать караваны с оружием. Он был никитский, а под это дело всегда использовали курганских. Может, это курганские? Если так – надо звонить Мише. Миша по гарнизону – старший. Миша сам курганский. Миша у Стены три года в личных телохранителях прослужил: разберется, что с Веней не так…
Одна проблема: Миша – человек Стены. Стена же его и поднял. Так что, если с Веней действительно что-то не так, то крайним, точняк, окажется Дыня.
Поэтому Дыня, тихонько слиняв из холла, не стал звонить Мише по местному телефону, а, немножко поколебавшись, позвонил по мобиле Тише Кочко.
– Тихон Матвеич, это Дыня. Тут такое дело: Стена к нам приехал…
– Тебе что за дело? – сердито сказал разбуженный Тиша.
– Так он, типа, не в себе. Вроде как пьяный, а не пахнет. И пацаны с ним – незнакомые.
– И что с того?
– Так они приехали жену Николая Григорьича забрать.
– Хочешь, чтобы я разбудил хозяина и поинтересовался, действительно ли он послал Застенова за женой или нет? – ядовито осведомился Тиша.
– Ну… Я, типа, на всякий случай… – Дыня лихорадочно искал, что бы еще такое сказать… Существенное. Про морды подозрительные? Нет, не стоит… Про ширгородские ментовские номера на крузаке? А может…
– А еще с ними пацан этот, молодой, – сказал Дыня.
– Какой еще пацан?
– Воспитанник Николай-Григорьича. Ну этот, как его… Лехой зовут.
– Что?! – Весь сон с Кочко как рукой сняло. – Ну-ка еще раз, поподробнее…
Через две минуты он уже звонил Хлебалову. А еще через две минуты телефон спецсвязи на столе «коменданта» поселка Праздничное разразился злобной трелью.
– Мать вашу так! – заорал Хлебалов ошарашенному дежурному. – Спите, бля! Все, бля, просрали, мать вашу! Мишка где? Спит? Ах он, сука, еще и спит! Ну-ка живо его сюда!..
Организовать прослушивание телефонной линии хлебаловской спецсвязи было весьма затруднительно. Зато оба его мобильника, сотовый и спутниковый, стояли на постоянной прослушке и все сколько-нибудь интересное немедленно сообщалось куда следует. А разговор Тиши Кочко со своим шефом показался дежурному оператору очень интересным…
– …Постарайтесь продержаться как можно дольше! – сказал Андрей Игоревич. – Отбой.
– Минутку!.. – раздалось в трубке прежде, чем подполковник отключился.
И Шелехов сказал ему два слова, которые вот уже двенадцать часов безуспешно пытались выяснить все задействованные операторы Андрея Игоревича и двое вооруженных направленными микрофонами спецназовцев, скрытно расположившихся у обоих ворот поселка.
– Поможет, сынок, еще как поможет, – сказал подполковник, отключившись и пряча трубку в чехол. – Возможно, тебе даже удастся уцелеть.
Лично подполковнику этого очень хотелось. Не в ущерб государственным интересам, конечно…
Андрей Игоревич достал из бардачка рацию.
– Орел, я – Рысь. Время «Ч» – четыре тридцать. Вариант три-один.
– Я – Орел. Для три-один нужен ключ.
– Ключ я везу, Орел. Ждите.
Подполковник засунул рацию в нагрудный карман куртки. Не то, чтобы он допускал возможность прослушивания противником его собственных переговоров, нет, это скорее, был приобретенный за годы службы рефлекс.
– На точку! – скомандовал подполковник шоферу и пристегнулся.
Взвизгнув покрышками, старенькая с виду, но весьма навороченная под капотом «волга» вылетела из ворот в/ч 123-22 Ширгородского ВО, располагавшейся на окраине города Краснянска, и, отбрасывая в темноту синие блики, понеслась в сторону моста через Юрь. С трудом поспевая за «волгой», туда же покатил белый фордик с синей полосой поперек туловища. Группа прикрытия. Командирские часы на запястье лейтенанта, командовавшего охраной подполковника, показывали два часа восемь минут.
– Ну, мудаки! Полные мудаки! – злобно пробормотал Бессонов. – Так облажаться!
Монах молчал. Со стороны Бессонова это была самокритика. Все они облажались, иначе не скажешь.
Когда Лешка примчался с экстренным сообщением, Бессонов отреагировал совершенно по-идиотски. Вместо того чтобы загнать всех в дом и перетащить оружие, принялся сгонять в кучу охрану хлебаловского особняка. Будь здесь Уж или Ленечка, они бы, несомненно, «поправили» Бессонова… А так… А так, когда оказалось, что бригадира, Дыни, нигде нет, все они все еще минут десять искали пропавшего по всему дому… И доискались.
Джип с сурьинскими, заблокировавший ворота, снесли одним выстрелом. В «скорую» из гранатомета лупить не стали. Может, побоялись дом задеть. Но из пулемета фургончик отперфарировали под дуршлаг. О тех, кто сидел внутри, и о «боевом железе», оставшемся в «скорой», можно было забыть. В распоряжении осажденных осталось только собственное легкое стрелковое, десяток ручных гранат и пистолеты охранников. А у противника – гранатометы, минометы, скорострельные орудия…
Монах ничуть не сомневался: захотят хлебаловские – и особняк через десять минут превратится в братскую могилу. И если враг этого еще не сделал, то только потому, что рассчитывает выковырять их изнутри, не повредив ни дома, ни заложников: Застенова и Надежды.
Сейчас между осаждавшими и осажденными посредством динамика громкой связи, закрепленного на фронтоне особняка и переносного матюгальника поселкового «коменданта», уже минут двадцать шел торг.
Изначально одна сторона требовала полной и безоговорочной капитуляции, а другая – своего безопасного отбытия из поселка с оружием и заложниками.
Теперь обе стороны были готовы на уступки.
«Комендант» Миша соглашался беспрепятственно выпустить из дома вооруженных захватчиков (без заложников). Шелехов, ведший переговоры от имени осажденных, был готов покинуть дом на указанных условиях.
Вопрос был – в гарантиях. Вышедшие из дома осажденные становились практически беспомощны.
Переговоры зашли в тупик. Полторы сотни хлебаловских боевиков обложили дом, держа под прицелом каждое окно. Осажденные, впрочем, в окна не высовывались. Зато у крохотного окошка в угловой башенке притаился Сивый с «калашом». «Калаш», конечно, не снайперка, но в умелых руках способен на многое, а руки у Сивого были очень умелые. Он уже раз десять мог положить кое-кого из хлебаловских снайперов. Или «коменданта» Мишу, чья основательная фигура с высоты десяти метров отлично просматривалась за ковшом бульдозера, используемого Мишей в качестве прикрытия. Но от Шелехова поступил строгий приказ: не стрелять до тех пор, пока осаждающие не перейдут к активным действиям. Алексей старательно тянул время. В активе у него оставались два козыря: Ленечка и спецназ подполковника. Если в нужное время ввести их в игру…