Спустя некоторое время он создал свою фирму и начал заниматься бизнесом. Сначала было очень трудно, особенно в середине девяносто второго. Потом стало чуть легче. Арманд работал очень много. И нам казалось, что он сумеет все преодолеть. Но тут случилось это дикое самоубийство, в которое я так и не поверила… Лилия закончила рассказ. Они перешли мост и оказались на площади перед памятником латышским стрелкам.
— Это вся наша жизнь, — показала она на памятник. — С одной стороны, это свидетельство их верности прежней стране, а с другой — их бывший музей, названный музеем оккупации. Смешно, правда? Оказывается, мы с Армандом жили в «оккупации». И вся наша совместная жизнь прошла под «оккупантами».
— Мы живем в эпоху перемен, — меланхолично заметил Дронго, — у вашего мужа была большая фирма?
— Нет. Они занимались инвестициями в нашу строительную промышленность. Небольшая фирма, в ней работало человек сорок.
— Как звали его секретаря? Ту помощницу, которая его нашла?
— Ингрида Петерсен. Сейчас она живет в Юрмале. Точнее, в Слоке, недалеко от лютеранской церкви. Ее дом легко найти. Номер восемьдесят восемь на параллельной улице.
— Я обязан задавать вам неприятные вопросы. Вы можете на них не обижаться?
— Конечно. Если это нужно для дела. Какие в моем положении могут быть неприятные вопросы?
— Сколько ей было лет? Ваш муж назначил ей встречу в доме своего отца. Возможно, у них были интимные отношения? Такую вероятность мы можем исключить?
— Безусловно, — Лилия чуть улыбнулась. Было приятно видеть улыбку на ее изможденном лице. — Конечно, нет. Ей уже тогда было далеко за сорок.
— А вы полагаете, что в этом возрасте нельзя иметь интимные отношения? — удивился Дронго.
Она еще раз улыбнулась.
— Вы знаете, я действительно дура, если так говорю. Простите. Конечно, можно. Но не с ней. Это явно не тот случай.
— После смерти вашего супруга его дочери достались какие-нибудь деньги?
— Нет. Насколько я знаю, ей ничего не отходило. Она была уже совершеннолетняя, а все имущество было на его имя. И все перешло ко мне. Даже квартира ее деда. Я, конечно, выделила им деньги. И отдала им две машины Арманда. А сейчас перевела половину денег за квартиру. Почему вы спрашиваете?
— Нужно понять, кому было выгодно убийство вашего мужа, если оно было на самом деле, — хмуро пояснил Дронго.
— Только не его дочери, — решительно заявила Лилия. — Лайма очень любила отца. Очень.
— А ее мать?
Она помолчала, затем продолжила:
— Я думала об этом. Конечно, Визма взбалмошная и истеричная особа. Но на убийство никогда не решилась бы. Тем более что она ничего от этого не получала. И не могла получить.
— Вы сказали, что его заместитель успешно решил все проблемы. Где он сейчас и как его зовут?
— Он прекрасный человек. И честно перевел мне все деньги. Его зовут Инт Пиесис. Он и сейчас возглавляет небольшую фирму. Правда, они переехали в другое место.
— С ним можно увидеться?
— Конечно.
— Дайте мне его адрес. И адреса всех остальных. Ингриды Петерсен и Николая Рябова. И еще телефон бывшей супруги Арманда.
— Не нужно, — неожиданно попросила она, — я не хотела бы, чтобы вы с ней встречались.
Дронго остановился и с удивлением посмотрел на свою собеседницу.
— Почему?
— Сама не знаю. Мне будет неприятно, если она узнает, как я провела последние дни моей жизни. Мне будет очень неприятно. И она может рассказать обо всем Лайме, а мне будет больно, если она снова узнает о моих расспросах.
— Лайма знает, что все эти годы вы искали убийцу?
— Да. И сначала со мной соглашалась. Но после эксгумации… Видите ли, она была уверена, что мне не стоит этого делать. Тогда она на меня немного обиделась. И, по-моему, с тех пор считает меня немного сумасшедшей. Хотя позволяет мне видеть ее детей. Может, я действительно безумна, как по-вашему?
— Не знаю, — угрюмо буркнул Дронго. — Часто мне бывает трудно понять, кого в нашем мире можно считать безумцем. Но у меня еще один вопрос. Кто проводил расследование? Может, вы дадите мне имя этого следователя?
— Айварс Брейкш, — сразу ответила Лилия. — Только с ним вам лучше тоже не встречаться.
— Господи, — воскликнул Дронго, — что происходит? У меня такое ощущение, что мне лучше вообще никого не расспрашивать.
— Брейкш сейчас депутат парламента от правящей партии, — пояснила Лилия. — В девяностые годы он был сначала следователем, затем прокурором, а сейчас депутат парламента. Говорят, что он будет баллотироваться в Европарламент. Брейкш даже слышать не может моего имени. Я столько жалоб на него написала, что когда он слышит о деле Арманда, то начинает злиться.
— Ясно, — уныло произнес Дронго. — И все-таки мне понадобится этот депутат. А для начала давайте пойдем к тому дому и посмотрим на него. Или, может, вам тяжело там снова появляться?
— Я там бывала тысячи раз, — возразила она. — Конечно, идемте.
Дом стоял в небольшом переулке. Обычный трехэтажный дом, каких много в этой стороне города. Протянувшаяся по всему старому городу улица Вально проходила перпендикулярно этому переулку. Они открыли старую массивную дверь и оказались в подъезде, где в небольшой будке сидел консьерж. Увидев чужих, он вышел из нее и приветствовал гостей по-латышски:
— Свейки.
Дронго, зная это приветствие, кивнул и ответил по-русски.
— Кто вам нужен? — спросил уже по-русски консьерж. У него был сильный латышский акцент, но русский язык он понимал.
Дронго оглянулся на Лилию. Она шагнула вперед и начала говорить по-латышски. Старик-дежурный ее узнал. Похоже, он даже этому обрадовался и закивал головой, показывая на лестницу.
Они поднялись на второй этаж по красивой мраморной лестнице.
— В тридцатые годы этот дом принадлежал каким-то немецким баронам, — пояснила Лилия. — Нам еще повезло, что теперь не объявились потомки этих баронов. У моей соседки, известной актрисы, отняли дом, в котором она прожила почти сорок лет, потому что до сорокового года этот дом принадлежал другой семье. Но она ведь не виновата, что ей дали именно это жилье.
На втором этаже находились три квартиры. Лилия остановилась и показала на закрытую дверь справа.
— Вот здесь.
Из-за двери слышались громкие голоса строителей.