Американка – игра, при которой проигравший выполняет все требования выигравшего.
Ночь выдалась на удивление темной. Это Генка Кармашкин, прозванный благодаря своей несуразной фамилии Кар-Карычем, заметил, еще когда только готовился к выходу из дома.
Темно было на улице, очень темно. Кажется, даже фонари не горели.
Чтобы никого не разбудить, застегивал куртку Генка в ванной комнате, там же надевал ботинки – из квартиры он хотел выйти полностью подготовленным, а не мучить некстати заевшую молнию на лестничной клетке. На цыпочках прошел по коридору. Из комнаты младшей сестры Люды слышалось сопение. Эта не проснется, даже если внезапно обрушить рядом с ней лоток с вилками, ложками и ножами. В родительской комнате было тихо.
Спят? Не спят?
Проверять Генка не стал. Он открыл уже заранее отпертую дверь, вставил в замок ключ, чтобы не щелкать затворным механизмом, повернул его и сильно надавил на ручку.
Дверь закрылась настолько бесшумно, что Кармашкин усомнился, а закрыл ли он ее.
Подергал. Все в порядке.
Впереди было самое сложное – предстояло пройти несколько дворов, а потом перебраться через улицу. И по возможности сделать это так, чтобы его никто не заметил. А главное, чтобы его не увидела милиция. За хождение по улице после одиннадцати вечера без взрослых не похвалят. Заберут в участок, и там, хочешь ты этого или нет, но придется рассказать, ЗАЧЕМ Генка Кармашкин, ученик 8 «Б» класса средней общеобразовательной школы, вышел из дома так поздно.
Дворы были пусты, а вот по улице еще ходили люди, гуляли парочки.
Нашли время для свиданий! Полпервого ночи! Всем давно пора спать, а не расхаживать тут, как часовые. От каждой машины Генка шарахался в кусты, но, к счастью, ему не встретился ни один милицейский патруль.
Для такого сложного дела, что он задумал, начало было неплохое.
Никем не замеченный, он остановился около высокого чугунного забора и прижал лицо к холодной решетке.
За прозрачной сенью молодых листочков, за тонкими стволами еще дремлющих после затянувшейся зимы берез, из-за ровного ряда колючих кустов возносились вверх все пять этажей его родной школы.
В темноте серое здание с черными провалами окон выглядело особенно зловеще. И если бы не жизненная необходимость, Кармашкин ни за что бы сюда не пришел и тем более не рискнул бы перебраться через забор.
Но выхода не было. Генка, резко выдохнув, уперся ногами в прутья и стал подтягиваться на руках.
Днем фокус с перелезанием через школьный забор Кармашкин проделывал не раз, это было довольно легко. Ночью же легкость куда-то улетучилась. Сверху черная земля казалась далекой, как будто смотришь с пятого этажа. И лететь, значит, столько же – пять этажей.
Но – ни шагу назад! Только вперед!
Генка оттолкнулся, спрыгивая вниз. Сердце ухнуло в пятки, потом больно ударилось в горло. Стопы пронзила острая боль, и Кармашкин покатился по земле.
Нет, ночью все-таки перелезать гораздо сложнее…
Теперь стоило поторопиться. За деревьями и кустами Генка пробрался к школе, последний раз оглянулся и отсчитал третье окно от угла вдоль торцевой стены.
Это было окно учительской. Прямо напротив него стоял фонарь и щедро лил свет на все вокруг.
А вот это уже было плохо. В свете фонаря Генка был как на ладони! А ну как кто случайно забредет? А тут он, во всей красе.
На секунду в душе Кармашкина забрезжила слабая надежда, что из-за этого фонаря все отменяется, что можно разворачиваться и отправляться обратно.
Но он упрямо сжал губы и шагнул к окну. Не мог он уйти, не выполнив дела.
Пока Генка стучал рамами, ему казалось, что слышит его вся округа. Оставалось самое простое – забраться на узкий приступок, толкнуть незапирающееся внешнее окно, потом исхитриться и открыть такое же внутреннее. И по возможности сделать это тихо.
Вторая рама уперлась, и Генке стало уже не до тишины – открылась бы только! Он стучал и стучал внешним окном о внутреннее, пытаясь столкнуть его с места, пока, казалось, не проснулись два ближайших дома. Но вот раздался долгожданный щелчок, внутреннее окно распахнулось.
Кармашкин подтянулся и перевалился через подоконник. Благодаря фонарю учительская было хорошо освещена, поэтому Генка сразу нашел нужный ему шкаф. Вся хитрость заключалась в том, что на дверях шкафа висел маленький овальный замочек, который… не запирался. Достаточно было потянуть замок вниз, чтобы дужка отскочила.
Кармашкин уже копался в стопке журналов, когда в дверях повернулся ключ.
За секунду перед мысленным взором Генки пронеслась вся его недолгая четырнадцатилетняя жизнь. Обида в детском саду, когда вместо роли мушкетера ему досталась роль зайчика, первая поездка на велосипеде, сломанная нога после прыжка с обрыва в речку, неудачный роман с Леночкой Семеновой.
В мозгу еще крутились быстрые картинки воспоминаний, а тело уже начало действовать – руки закрыли шкаф, ноги отступили к столу, спина согнулась, и долговязый Генка Кармашкин упаковался между стульями.
Пока Кармашкин совершал эти нехитрые, в общем-то, действия, он успел сто раз пожалеть, что ввязался в эту авантюру. Ведь он, можно сказать, был почти ни в чем не виноват. Пострадал Генка из-за своей большой любви к музыке…
Как всегда неожиданно подобрался конец учебного года, за окном бушевал май, а ученики с изумлением узнавали о своих четвертных и годовых оценках.
Генке светило как минимум четыре тройки. По геометрии, истории, химии и физике. Но если физику, химию и историю еще можно было пережить, то геометрия ставила жирный крест на его голубой мечте – новой гитаре.
Сейчас уже сложно вспомнить, как оно было в самом начале. Не хочется уходить в далекое прошлое и утверждать, что уже в детском саду Генка подавал надежды и вселял в родителей уверенность, что будет большим музыкантом. Нет, он мирно рос и лет до двенадцати был довольно заурядным человеком – учился средне, книжек сторонился, увлечениями себя не баловал. Но в один прекрасный момент случилось чудо.
Мама в очередной раз устроила генеральную уборку и попробовала понять, что же у них лежит в стенном шкафу. Тогда-то из необъятных недр темного таинственного шкафа и вывалилась Она.
Гитара.
Так близко гитару Кармашкин увидел впервые, и она его поразила. Это потом уже, когда Илюха сколотил группу и ребята пришли со своими инструментами, Генка понял, что его гитара не бог весть какая классная штука. Что бывает и покруче и, естественно, подороже. Но свою первую гитару он любил. Мало того, она была особенная, переделанная из семиструнной на шестиструнную, с поцарапанным корпусом и потертым грифом. Одним словом – боевой товарищ.