Тут голос повитухи надломился и затих. Эвелина спокойно ждала продолжения. В последние годы она слишком часто становилась свидетелем людских бед и горестей.
– А муж у нее еще раньше умер, – хрипло произнесла бабка. – В шторм из моря не вернулся. Хотел, чтобы семья ни в чем не нуждалась. Вот и проводил, почитай, все время за ловлей рыбы.
– Мне жаль, – тихо сказала девушка.
– Я думаю, море вдосталь насытилось кровью моей семьи… – Повитуха запнулась и посмотрела в сторону океана. – Еще и внука отдавать я не намерена.
– Ему придется тяжко, – осторожно заметила Эвелина. – Остальные вполне могут принести его в жертву, дабы исправить содеянное мной.
– Не принесут. – Повитуха показала в хищном оскале на удивление крепкие и здоровые зубы. – Знают, что в таком случае я уйду. И заберу свое имя.
– Ты пожертвовала именем? – скорее по необходимости удивилась чужачка. Она уже давно догадывалась об этом. – Во имя чего? Во имя благополучия деревни?
– Можно сказать и так, – прошептала бабка. – Жаль, что благословение небес не коснулось моей семьи. Но так всегда бывает. Нельзя просить богов за себя.
Девушка промолчала. В наступившей тишине стало слышно, как судорожно всхлипывает знахарка.
– И все же я отправила бы Лиина подальше, – наконец произнесла Эвелина. – Отчаяние и суеверие могут толкнуть на страшные и непоправимые дела.
– Не беспокойся, – криво усмехнулась бабка. – На следующей неделе подвода идет к гончим. Я мальчугана с ней отправлю. А до того момента – рядом будет ходить, за мою юбку держаться. Жаль, конечно, что в старости опоры лишусь. Но ничего. Проживу как-нибудь. А ему будет полезно свет повидать. Гончих кормят хорошо, говорят. Грамоте выучится.
Эвелина и в этот раз сдержала слова, так и просящиеся с языка. Она посмотрела на Рохану.
– А ты почему плачешь? – несколько грубо спросила девушка. – Не бойся, с твоей семьей все хорошо. Я лишь пару кусков хлеба в дорогу прихватила.
– Прости Иргона, – жалобно попросила знахарка. – Он хороший человек, просто иногда бывает чересчур осторожен. Пожалуйста, не держи на нас зла.
Девушка поморщилась. Она чувствовала себя неловко – никак не могла подобрать нужных слов.
– Я не сержусь, – наконец произнесла Эвелина осторожно. – Я все понимаю. Спасибо тебе за гостеприимство.
Рохана всхлипнула еще раз и с неожиданной твердостью взяла девушку за руку.
– Тебе нельзя так уходить, – сказала она. – Ты замерзнешь ночью.
– А есть другие варианты? – с невольной усмешкой поинтересовалась было чужачка и вдруг осеклась. Рохана едва заметно кивнула повитухе, и та достала из своей необъятных размеров котомки плащ. Затем бережно накинула его девушке на плечи. Только теперь Эвелина поняла, как замерзла. Блаженное тепло поползло по озябшим пальцам.
– Это еще не все, – строго произнесла знахарка, небрежным жестом прерывая девушку, которая хотела ее поблагодарить. – До ближайшего села несколько дней пешком. На одном хлебе не уйдешь далеко. Мы тут снеди приготовили.
И женщина с поклоном протянула чужачке увесистый узелок, от которого чрезвычайно аппетитно пахло.
– Спасибо, – растроганно сказала девушка. – Большое спасибо.
Они не стали прощаться. Просто поклонились и пошли каждая своей дорогой. Эвелина тогда еще не знала, что ее путешествие окажется весьма и весьма коротким. Зря Рохана шепнула ей на прощание имена своих родных в соседнем селении, где девушку встретили бы и накормили. Чужачке не суждено было добраться до этого поселка. Но это случится потом. Пока же она неторопливо шла среди ночной мглы. И почему-то улыбалась.
Позади был второй день путешествия. Эвелина никуда не спешила. По здравому разумению, еды на путь до соседнего поселка ей хватало с избытком. Да и погода стояла теплая и безветренная, поэтому девушка шла в свое удовольствие – много отдыхала, иной раз даже сворачивала с тропинки, чтобы полюбоваться на особенно красивое дерево или посидеть на краю обрыва. Только теперь она поняла, как все-таки устала от общения с простоватыми и наивными островитянами. И, пожалуй, впервые ощутила терпкий привкус печали. Нет, девушка не скучала по Академии. Но ей недоставало споров, разговоров. Не простых рассуждений об урожае или предстоящей зиме, которых она услышала в деревне довольно, а чего-то большего. Девушке не хватало едких споров с дядей, ядовитых замечаний сокурсников, которые помогали в нужный момент собраться и совершить невозможное.
Дорога вилась и вилась перед ней. Иногда скрывалась за поворотом скалы, иногда петляла и ныряла в сумрачную тень рощиц. Заблудиться Эвелина не боялась. За все это время ей ни разу не встретилось ни одной развилки. Знай иди да иди вперед.
К исходу второго дня тропинка окончательно свернула с прибрежных камней и углубилась в лес. Эвелина вздохнула с облегчением. Все-таки на открытой местности она чувствовала себя неуютно. Казалось, ее фигура видна на многие мили окрест. Нет, имперка не боялась погони, но среди деревьев ей было спокойнее.
Девушка никогда не видела таких растений, которые росли на Запретных Островах. Вот стоит высоченный – в несколько человеческих ростов – гигант с землистого цвета корой. Даже удивительно, что его пощадили ветры, которые часты на побережьях в сезон штормов. Ан нет, впился узловатыми толстыми корнями в почву и лепечет путнику что-то загадочное красноватой своей листвой. А по мшистому стволу вьется зеленая плеть совсем уж непонятного происхождения. Вроде лиана, а дотронешься рукой – по стеблю идет дрожь, словно погладила живое существо.
Эвелине нравилось здесь. Она не чувствовала опасности в этих лесах. И, как оказалось, зря.
Вечером, когда девушка совсем собралась остановиться на ужин и отдых, ее слуха коснулось тихое болезненное причитание. Словно где-то рядом плакал ребенок. Эвелина поморщилась. Она была слишком хорошо научена горьким опытом, чтобы стремглав бросаться на помощь. Помнится, не так давно Дэмиен подобным способом и заманил ее в ловушку. Поэтому девушка лишь плотнее запахнулась в плащ и с легким вздохом сожаления встала, спеша уйти в глубь леса.
Плач приблизился и стал громче. Его перебивали чей-то громкий смех и пока еще неразборчивые слова. Девушка засомневалась, на миг задумавшись.
«Только посмотрю, – мелькнула мысль. – Вмешиваться не буду, хоть станут убивать на моих глазах».
Подходящее убежище отыскалось на удивление быстро. На дальних подступах к полянке темнела гора валежника, в которой нашлось удобное место для наблюдения. Девушка легла на прелую листву, прикрывшись сверху темным плащом, и приготовилась ждать.
Спустя несколько томительных мгновений на небольшую прогалину вышли три человека. Даже не так – вышли двое, один из которых тащил за собой на цепи пленника, а другой неторопливо шагал рядом. Человек на цепи упирался, извивался, изредка принимаясь уже знакомым голосом хныкать. В свете закатного солнца было видно, что пленник совсем молод – возраста принятия имени. Темные нечесаные волосы грязной гривой падали на глаза, просторная, серая от пыли рубаха не скрывала жуткой худобы несчастного. Он поминутно падал на колени и хрипел, пытаясь сорвать ошейник. Каждая такая попытка заканчивалась неудачей – мужчина с силой дергал за цепь, волоча жертву за собой. Затем останавливался, ожидая. Пленник успевал за это время встать. И вновь рывок за цепь, и вновь несколько шагов несчастный буквально полз на брюхе.