– Васильев, сходил бы ты умыться, – поморщился математик, хлопая ящиками своего стола. – На, возьми мыло, – выложил он на стол белый кусочек, завернутый в целлофан. – И почисть как следует ногти. У тебя вид, как будто ты в костре руками копался.
– Ну, не каждому выпадает честь школу спасать от огня, – Васильев махнул рукой классу, в ответ раздались одобрительные возгласы.
– Зря ты ее спас, – буркнул Когтев. – Сейчас бы уже по пепелищу бегали.
– Плохая шутка, – бесцветно отозвался Червяков. – Хотя от вас другого ждать и не приходится. Результаты теста ошеломляют…
– Юрий Леонидович, позвольте мне? – вышла вперед Ольга Владимировна.
Андрюха подхватил кусок мыла и заспешил на выход – все, что нужно, он услышит из коридора.
– Васильев, не задерживайся, – услышал он за спиной голос Червякова. – Тебя это тоже касается.
– Да не касается меня ничего, – буркнул Андрюха, смахивая воображаемую пылинку с плеча.
Сейчас, как никогда, он был убежден, что математик договорился с психологиней, чтобы выходило все так, как ему надо.
В туалете Андрюха бросил мыло в раковину и пустил горячую воду. Торопиться на урок не следовало. Сейчас им там втолковывали вселенские идеи глобального примирения, учили жить и давали мудрые советы. Он мог вполне обойтись без них.
Мыло медленно таяло, утекая белесыми ручейками в канализацию. Вслед за этими ручейками утекало время, отведенное на урок геометрии. Психологиня из кабинета все не выходила и не выходила.
Какую мировую истину она им втирает?
Бросив мыло под струей воды, Васильев выглянул в коридор.
Так, время есть. Пускай они насладятся триумфом, а потом он вернется. Андрюха прошелся туда-сюда по холлу. Забрался на подоконник. Голова сама повернулась в сторону погоревшей батареи.
Может, туда мыло засунуть? Мать у него так делала. Когда от усталости руки опухали и она не могла снять кольца, то мылила пальцы, и все легко соскальзывало.
Андрюха вернулся в туалет. От воды мыло сильно размякло, и было теперь в нужном для него состоянии.
Оставляя за собой белесые ошметки, Васильев помчался к окну.
Мыльная вода утекла в батарею, закапала снизу.
И ничего не произошло.
Наказание какое-то!
В сердцах Васильев снова шарахнул по непокорной батарее кулаком. Его уже начинало бесить, что он не может достать какой-то дурацкий ключ.
В который раз он похлопал себя по бокам и нащупал ручку.
Ту самую, что хотел вчера дать Рязанкиной. Он открутил колпачок, покачал на ладони выпавшую пружинку. И тут его осенило!
Он вытянул пружинку, превращая ее в крючок. Оторвал от бахромившейся подкладки пиджака длинную нитку и спустил импровизированную удочку в многострадальную секцию.
Мыльные пальцы липли друг к другу, крючок долго не желал ни за что зацепляться. Но вот он наконец-то встретился с препятствием.
Рывок. Сорвавшаяся рука больно стукнула о подоконник. Звякнул потревоженный ключ.
Щелкнула, открываясь, дверь.
Андрюха подхватил добычу и быстро повернулся. Он пытался придать своему лицу выражение беспечности, но губы раздирала довольная улыбка.
А вот теперь поиграем! Посмотрим, кто кого! Он еще покажет, кто в этой школе главный.
В классе его не любят? Да в классе может что угодно происходить, но чтобы его не написала ни одна собака – это брехня! С каким удовольствием он это сейчас докажет.
– Андрей! – Ольга Владимировна замерла на пороге, а потом решительно шагнула вперед. – Юрий Леонидович отпускает тебя. Мне нужно с тобой поговорить.
– Не хочу я ни с кем говорить. – Васильев стороной обошел приближающуюся к нему психологиню и направился к классу. – У меня урок. Я не могу пропустить геометрии. Это мой любимый предмет.
В дверном проеме застыл математик. За ним мелькнули хихикающие одноклассники. Все ждали развлечения.
– Я и поступать хочу в педагогический институт. Собираюсь быть математиком, как Юрий Леонидович! – несся вперед на крыльях своей фантазии Андрюха. – Я к вам потом зайду. Как появится свободное время, так и заскочу. Чайку попьем, про общих знакомых перетрем. – Он взметнул руку вверх. – Жди меня, и я вернусь! Только очень жди!
Ольга Владимировна секунду внимательно смотрела на Васильева.
– Сахарочек с собой прихватить не забудь, – дернула она бровью и легкой походкой пошла к лестнице.
Андрюха хмыкнул – у него была достойная соперница, не чета учителям, которые предпочитали сразу переходить на крик.
Класс его принял восторженным гулом.
– А мыло где? – сбил Андрюхин боевой настрой Юрий Леонидович.
– Смылил, – состроил невинные глазки Васильев. – Пришлось стирать черные пятна со своей биографии. Но что значит кусок мыла по сравнению с новой светлой жизнью?
– Сядь и замолчи, – поморщился Червяков. – Толку от вас всех никакого. С начала четверти в себя прийти не можете. Васильев, что ты тут комедию без конца ломаешь?
– Если бы комедию, – с трагизмом в голосе произнес Андрюха и упал лицом на парту. – А то чистая драма. Работаешь, работаешь, и никакой прибыли!
– Так, – Юрий Леонидович глубоко вздохнул, поднимая глаза на класс. Под его недовольным взглядом смешки утихли, улыбки сползли с губ. Все старательно зашуршали тетрадками и учебниками. – Пишем тему урока. Кстати, Васильев, зря выделываешься. Знаешь, что показали исследования Ольги Владимировны?
– Знаю, – широко улыбнулся Андрюха. – Что я рак-отшельник, а вокруг меня море.
– Нет. – От удовольствия, что первый сообщает это, Червяков даже перегнулся через стол. – Что ты «изолируемый», изгой. Ты в этом классе никому не нужен.
– Ха! – откинулся на спинку стула Васильев. – Это мечта всей моей жизни. Прямо как в том анекдоте. Кстати, на математическую тему. Одну девицу на экзамене спрашивают, чем арифметическая прогрессия отличается от геометрической. «Ну, – говорит, – в геометрической прогрессии каждый последующий член больше предыдущего». – «Э, девушка, это все ваши юношеские мечты, – ответил ей экзаменатор. – На самом деле геометрическая прогрессия это нечто другое».
Класс заржал, а математик выпрямился и долгим холодным взглядом посмотрел на Андрюху. Но теперь, впрочем, как и всегда, взгляд этот на него не подействовал. Васильев был убежден, что уж сейчас-то Червяков блефует, что на руках у него нет ни одного туза.
Девятиклассники еще живо обсуждали очередную шутку, а Андрюха уже повернулся к сидящему за ним Ротову.
– Что было-то, пока я в туалет ходил?
– Да фигня какая-то, – недовольно поморщился Ротов, разглаживая замявшиеся уголочки тетради. – Рисовали.