– Иногда удобней выходить и через окно, – зло прокричала она.
Вдвоем они перетащили Веселкина через завал и бросились к выходу.
Створки ворот стучали одна об другую, словно хотели захватить беглецов и каждого перекусить пополам. Пришлось снова лезть через решетку.
Как только они выбрались за территорию школы, уханье стало стихать, здание вздрогнуло последний раз и замерло, тучи медленно наползли на него, скрывая от людских глаз.
– Спрятался, – удивленно пробормотала Сонька.
– Обиделся, – предположил Колька.
– Может, пойдем отсюда? – позвал приятелей Борис. – Холодно что-то.
– А пошли ко мне! – воскликнул Мишкин. – У меня никого. Родители только завтра будут.
– Ни за что! – хором отозвались Веселкин с Морковкиной.
– Знаем мы, как у тебя никого не бывает! – поддакнула девушка. – Опять какое-нибудь привидение под кроватью прячешь. Вот что, Колян, – она доверительно склонилась к нему. – Учи географию и кончай всякой ерунды бояться. Понял меня? – с угрозой в голосе спросила Сонька.
– Понял! – тут же отозвался Колька, отступая назад. – Тогда до завтра.
Морковкина последний раз внимательно посмотрела на него, поплотнее запахнулась в куртку и пошла, шлепая старыми тапками по голым пяткам.
Мишкин глянул в ту сторону, где вот уже многие годы стояла его школа, ничего интересного не увидел и тоже побежал домой. Для него все эти кошмары закончились. А в будущем он надеялся, что больше такого с ним не приключится. Ведь стоит только засесть за учебники…
Утром Колька долго заставлял себя проснуться.
– Никол, вставай! – наконец позвал мамин голос.
От удивления Мишкин не только глаза открыл, но и выбежал на кухню, на ходу натягивая штаны. Здесь в красивом красном переднике стояла его мама. Вкусно пахло жареными котлетами. Из ванной слышалось жужжание папиной электробритвы.
– Вы чего это? – недоверчиво покосился он на сковородку. – Вы же в театре должны быть. А потом в гостях…
– Можем мы хотя бы раз в году проводить сына в школу, – радостно пропела мама, пододвигая к Кольке чашку с пахучим чаем. – Сколько можно работать?
– Ма, я там компьютер…
– Ничего страшного, – улыбнулась мама. – С кем не бывает? Только в следующий раз, когда надумаешь мыть полы, не выливай всю воду на пол. Или хотя бы перед этим подними клавиатуру повыше.
Мишкин кивнул, отхлебывая чай. Все было замечательно, и от этого хотелось любить всех, особенно родителей и учителей.
Еще больше его удивила школа. После дождя она была вся как свежевымытая, со сверкающими стеклами. Дверь стояла на месте, окно не разбито, в учительской царил полный порядок.
Коля с опаской переступил порог школы.
– Как дела, шестой «А»? – громко спросили у него над головой.
Перед ним стоял Николай Сигизмундович и весело улыбался.
– Что, Мишкин, скоро каникулы? А даты жизни Ивана Грозного так и не выучил, – напустил на себя суровый вид историк, но тут же снова улыбнулся. – Это я так, – проговорил он, идя дальше. – Шучу!
И портреты висели на своих местах.
– Вы слышали? – вдруг пронеслось по коридорам.
– Не может быть! – ахали девчонки.
– Такого не бывает! – качали головой учителя.
– Я сейчас все объясню, – постучала указкой по столу Маргарита Ларионовна. – Жеребцова, убери зеркало. В следующей четверти к нам придет учиться новый класс, шестой «Г». А вместе с ними несколько учителей. – Она вновь стукнула указкой. – Овчаренко, хватит паясничать! Что же это за хулиганы у меня тут учатся! Дима, убери скелет с парты!
– А почему целый класс? – спросил задумчивый Кувинов. – Так не бывает.
– У нас бывает все, – вздохнула географичка. – Учителя что-то не поделили с директором и ушли из своей школы вместе с учениками. Нам бы такую солидарность! Овчаренко! Я кому сказала, убери скелет!
– А как учителей зовут? – вдруг спросил Мишкин.
– Всех я не знаю, – посмотрела на него Маргарита Ларионовна. – Знаю только одного. Его фамилия Чернов, Юлий Жукович. Все, а теперь послушайте, у кого какие отметки в четверти.
Учительница прошла к своему столу, открыла журнал. Перед Колькиными глазами вспыхнула ярко-оранжевая обложка. В верхнем углу лиловыми чернилами было написано… 6 «Я».
Коля протер глаза. Обложка сверкнула еще раз. Теперь там было написано 6 «А». Впрочем, с его последней парты…
Овчаренко глянул на Мишкина через плечо. В его руке качнулся небольшой брелок – белая фигурка скелета.
«Нужно Эдику эпитафию придумать, – вспомнил Колька. – Что-нибудь такое – „Спи и никогда не возвращайся, дорогой друг“. Впрочем, Емельяныч ничего другого и не заслужил».
– Замолчали! – географичка вернулась к доске. – Я начинаю.
Когда она повернулась, Мишкину показалось, что в складках ее длинного платья мелькнул черный пушистый хвост.
Хотя, может быть, ему все это действительно только показалось.