У меня заныли кости.
Значит, жди дурного гостя.
Крюк, с петли слети,
Пришлеца впусти…
– Мама! – завопил Маркин, бросаясь вон из кухни. Но далеко убежать ему не удалось. Он споткнулся о табуретку, упал и на пузе проехался по полу. А когда встал, то с ужасом обнаружил, что спотыкаться ему было не обо что – единственная табуретка в кухне всегда стоит в дальнем углу, и задеть ее он никак не мог.
Дверь в ванную хлопнула. Маркин поднял голову – как раз вовремя, чтобы падающий с полки пакет с мукой угодил ему прямо по макушке.
– Мама! – Вовка присел, хватаясь за голову, и увидел, как нож, до этого спокойно лежавший на полу, взлетел в воздух.
Сестры, в круг! Бурлит вода.
Яд и нечисть – все сюда, —
прошелестело многоголосое эхо Вовке прямо в ухо.
Нож повел лезвием, поточнее выбирая цель, и направился к Маркину. Сам!
– Хорош! – Вовка махнул рукой.
Нож вильнул, уворачиваясь от кулака, и легонько ткнул Маркина в бок.
– Отстань! – затанцевал на месте Вовка. – Я кому сказал!
Нож подлетел к нему с другой стороны. Маркин подхватил разделочную доску и закрылся ею, как щитом. Нож с лету врезался в доску, пару раз дернулся и затих. Вовка с ужасом смотрел на подрагивающее орудие кухонного труда – взбесившийся нож он видел впервые.
Пока он приходил в себя, рухнула сушилка, до этого мирно живущая над раковиной. Перекрывая грохот бьющихся чашек и тарелок, по полу запрыгала миска. И под этот грохот кто-то негромко захохотал.
Маркин заткнул уши, чтобы не слышать этого мерзкого хохота. И хохот действительно исчез, зато послышалось неприятное чавканье.
Вовка медленно повернул голову. Самый вкусный бутерброд в мире исчезал во рту таинственного невидимки!
– Ах ты, гад!
Вовка метнул в пожирателя бутербродов доску и ринулся спасать оставшуюся еду. Но тут он снова споткнулся, рука мазнула по столу, хватая батон колбасы. В следующую секунду Маркин уже кубарем летел под стол.
– Что тут происходит?
Столкновение с батареей отдалось глухим эхом в несчастной Вовкиной голове. Перед собой он увидел тапочки с пушистыми помпонами и, решив, что это очередная галлюцинация, ударил по тапочку кулаком.
– Ай! Кто тут?
– Мама! – испугался Маркин.
– Что – мама? – Мама наклонилась, заглядывая под стол. – Ты зачем под стол залез?
– А что ты в ванной делала? – закричал Вовка.
– В какой ванной? – Мама оглянулась. – Ты что? Забыл, зачем в ванную ходят? Умываться.
– Так долго? – не сдавался Вовка, от волнения кусая колбасу и жуя ее вместе со шкуркой.
– Когда? – Мама вновь заглянула под стол.
– Только что. – Вовка ткнул батоном колбасы в сторону распахнутой двери. – Вон как напарила!
– Где? – Мама непонимающе вертела головой.
Получалась передача «Что? Где? Когда?», состоявшая из вопросов без ответов.
– Мама, – прошептал Маркин, откладывая несчастную колбасу. – У нас завелся барабашка!
– Кто? – Мама испуганно переступила с ноги на ногу.
Вовка обреченно махнул рукой и полез из-под стола. Все-таки мамы – страшно отсталые существа, мамонты, жители прошлого века – ничего не понимают в этой жизни.
– Ой! – Мама удивленно разглядывала выбравшегося на свет сына. – Кто это тебя так отделал?
Вовка вытер о штаны жирные после колбасы руки.
– А что такое-то? Все в порядке.
Он шел, а с него, как первая пороша, сыпалась мука. Вовка глянул на себя в зеркало и в первую секунду испугался, решив, что от пережитого ужаса он поседел. Но это была всего лишь мука, ровным слоем покрывшая его волосы и плечи. На лбу наливалась краснотой солидная шишка.
– Ничего себе, поужинал! – присвистнул Маркин и уже поднял было руку, чтобы потрогать свою несчастную голову, но, не завершив движения, застыл.
Отражение в зеркале и не собиралось поднимать руку. Оно замерло, словно это было не отражение, а фотография!
– Эй, отомри! – Согнутым пальцем Вовка постучал по стеклу. Отображение дрогнуло и осыпалось вниз, оставив после себя призрачную фигуру старухи с длинными распущенными волосами. Старуха игриво подмигнула Вовке – и растаяла.
– Сынок, что с тобой?
Вовка как будто выпал из сна. Он стоял, прислонившись лбом к зеркалу, и в упор смотрел на свое отражение, которое наконец-то ожило и задвигалось.
Утром в школе Вовку огорошили неожиданным известием, что его переводят в параллельный класс.
– С какой это радости? – возмущался за приятеля Серега Минаев.
– А ты вообще помолчи, – махнула рукой Генриетта Карповна. – Сам двоечник, да еще и приятеля за собой тянешь. До того как с тобой связаться, Марков учился хорошо. А теперь что? Одни двойки.
– Маркин, – вздохнул Вовка.
– Что? – не поняла учительница.
– Моя фамилия – Маркин.
– Да какая разница! – Генриетта Карповна спешила на урок, и ей было некогда разбираться со своими подопечными. – Ты меня послушай. Это эксперимент. В каждой параллели собирают класс способных учеников. С вами начнут усиленно заниматься, вы будете ездить на интересные экскурсии…
– А мы? – встрял Минаев. – Я тоже на экскурсии хочу.
– О тебе сейчас никто не говорит! – вспыхнула учительница и, решив, что уговоры закончились, за руку повела Вовку в новый класс. – Не переживай, скоро ты со всеми познакомишься. Да ты уже всех знаешь наверняка…
Маркин не разделял радужного настроя учительницы. Он забрался на последнюю парту и решил вести себя как можно незаметнее.
Долго изображать из себя невидимку у него не получилось. На середине урока в класс заглянула медсестра.
– Марков, – бодро прощебетала она.
– Маркин, – привычно поправил Вовка, поднимаясь.
– Да? – Медсестра зашелестела листочками. – Мар… – прочитала она по слогам, – ага… кин, говоришь? Ну иди в кабинет, на прививку.
– Один? – напрягся Вовка. Его перестало устраивать, что все несчастья валятся персонально на него и не собираются встречаться с кем-нибудь еще.
– Свита не предусмотрена, – улыбнулась медсестра и выпорхнула из класса.
Географ – а был урок именно географии – напротив Вовкиной фамилии поставил жирную точку, собираясь спросить его сразу же, как только тот вернется.
Маркин спустился на второй этаж и, к своему большому облегчению, у кабинета врача увидел еще несколько человек.