Сидоров потряс пузырек с незнакомым лекарством. Зачем Ванька это ему дал? Откуда у него вообще лекарства, ведь он никогда не болеет?
Генка открыл белую тугую крышечку, принюхался. Пахло чем-то фармацевтическим. Он достал небольшую белую таблетку, поделенную пополам рисочкой.
Таблетка как таблетка. На вкус что-то горькое, похожее на мел, под конец становится даже сладковатой.
Сидоров разгрыз таблетку и положил перед собой книжку. Она была такой старой, что надпись на обложке уже не читалась. Видна была большая буква «В» в начале и в конце – «ая» и «ия», друг под другом.
Генка любил разные книжки, но особенно такие – старые, потертые, пахнущие пылью и сладковатым клеем.
Обложка нехотя открылась.
«Возрастная психология. Том первый».
Ага, вместо нормального разговора Ванька решил предложить брату разобраться во всем самому. Ну вот, а еще будущий педагог! Мог бы в качестве практики поработать с родственником. Не так уж и много у него братьев. Один всего.
Сидоров бросил пузырек в рюкзак и поднялся.
А еще он забыл попросить у брата где-нибудь раздобыть еще один «наладонник». Предыдущий Ваньке отдал приятель, себе купил новый, а старый отдал во временное пользование. Пользование затянулось, превратившись в бессрочное.
Пропел знакомый звонок. Надо же, в институтах тоже есть звонки!
От воспоминаний о школе стало тоскливо. Генка прошелся по опустевшему гулкому холлу, нашел закуток с парой сломанных парт, забрался на них и открыл Ванькин подарок.
Надо было как-то перекантоваться до вечера.
– Ой, Генка, а что ты тут делаешь?
Начинало смеркаться, и Генка с трудом различал буквы на странице, поэтому, когда его позвали, он не сразу разглядел, кто перед ним стоит.
Маленькая худенькая девчонка с двумя торчавшими в разные стороны косичками. Где-то он ее видел.
– Ты не узнаешь меня? Я Стеша! Я теперь учусь в твоем классе!
Сидоров все еще тупо рассматривал незнакомку. Спал он, что ли, все время? Голова была непривычно ватной и пустой.
Ацинзол, говорите? Ну-ну…
– Ты что здесь делаешь? – буркнул он, спуская ноги на пол. Кажется, он действительно видел эту девчонку. Ее посадили рядом с Маканиной.
– Просто… я сюда постоянно хожу, – запнулась Стеша. – А ты-то что?
– Брат у меня здесь, – нехотя ответил Генка, пряча прочитанную книгу в рюкзак. – Я его жду.
– А у нас здесь просто клуб. – Стеша была невероятно рада внезапной встрече. – Хочешь со мной? Просто пойдем, и я тебе все объясню.
– Что я там делать буду? – Никуда идти Сидорову не хотелось.
– А я стою, просто жду… – Стеша, казалось, не слышала Генкиного отказа. – Вдруг вижу – ты сидишь. Я сначала подумала, что ты спишь. Но ты вдруг стал страницы перелистывать. Да с такой скоростью! Неужели ты успел прочитать?
– Успел, – отстранился от нее Сидоров, он уже давно выработал собственную методику чтения книг. – Иди в свой клуб. Я мимо. Мне домой пора.
– Ну, пойдем, поиграем! Тебе понравится, – упрямо твердила Стеша.
– Какое поиграем! Отвали, нул ее от себя Сидоров.
Он подхватил рюкзак под мышку и зашагал по коридору к лестнице.
– Надумаешь, приходи в Веселый сад! – крикнула ему вслед Стеша. – Мы там каждый понедельник собираемся, после шести!
Генка вылетел на улицу. Больше ему не хотелось ни с кем встречаться. Хватит с него неожиданных встреч! Лучше уж вечно зудящая бабушка, чем очередное лекарство от иллюзий.
Утром Генка оказался возле школы раньше милиционера. Его подняла бабушка. Она так долго и громко возилась с какими-то коробками у себя за ширмой, что лежать в кровати больше не было сил.
– Давай, давай, иди, – проворчала она, с грохотом закрывая очередную полочку в комоде. – Нечего сюда чужих людей приваживать. А то сегодня милиционер, завтра милиционер, а послезавтра полдома вынесут, слова сказать не успеешь. Иди-иди, непутевый. Как есть непутевый, весь в свою мать! Аяейговорила, когда она за твоего отца замуж выходила: не будет толку. Но меня ведь никто не слушается! Все делают по-своему.
Еще какое-то время Генка пытался прятать голову под подушку, но несмолкаемое ворчание бабушки все-таки выгнало его из постели.
– Ну куда, куда босиком? – Бабушка взмахнула руками, как старая ощипанная курица. – Давно не болел? Всю пенсию на твои лекарства извела. Еще хочешь? Никто мне не помогает, никто. Растила дочь, растила, думала, мне помощницей станет. Так нет, выросла неблагодарной, нашла себе упыря, бросила детей и сбежала. Кукушка!
Генка включил воду и заодно нажал на рычаг спуска воды в туалете. Голос бабушки утонул в этом потоке. На секунду стало хорошо. Он сполоснул лицо, глянул на свое хмурое отражение и из ванной сразу повернул в комнату. Надо было скорее собираться и бежать, пока бабушка вновь не завела свою шарманку.
– Ну куда ты за ботинками потянулся! – Сидоров уже почти переобулся, но бабушка не теряла бдительности. – Кто ж на улицу идет, не позавтракав? Живот давно не болел? Посмотри на себя. Тощий стал. Как тебя ноги держат, непонятно. Иди за стол, а то потом будете жаловаться, что вас бабка не кормит.
– Не будем, – отозвался Генка, упрямо не выпуская ботинок из рук.
Сказал он это зря. Промолчал, так бы, может, и ушел. Но теперь на его голову обрушилась новая порция ругани.
– А кто матери жаловался, что я вам денег не даю? Да что вам давать, если вы все съедаете в один день! На вас же не напасешься! Один придет, второй… Живо за стол. И только попробуй хоть крошку оставить!
Генка давился толстым куском хлеба, щедро намазанным маслом, и проклинал все на свете. Теперь он втайне надеялся, что милиционера в эту ночь посетит бессонница и он придет на час раньше. Ненавистную манную кашу Генка впихивал в себя уже через силу. Бабушка стояла напротив и, умильно сложив руки на животе, смотрела на мучения внука.
– Не торопись, не торопись, не отнимают! – тут же откликнулась она на Генкин вздох. – Давай, давай, тарелки любят чистоту. Нечего продукты на мусорное ведро переводить. Что глазами стреляешь? Недоволен? Все вы такие, вас растишь, стараешься, а вы злитесь. Весь в мать! Весь! Она такая же…
Конец этой уже знакомой истории Генка дослушивать не стал. Он выскользнул из-за стола, быстро сунул тарелку под струю горячей воды, обмахнул ее полотенцем и бросился в прихожую.
И вот теперь он стоял около центральных ворот, чувствуя, что от недосыпа замерзает. Стеша появилась неожиданно.
– А почемуты один? – спросила она, и Генка резко повернулся. – Тебя уже привели?
– Никто меня не привел, – ответил Сидоров, глубже засовывая руки в карманы куртки. – Иди куда шла.