От неожиданного обращения к себе Олеся вздрогнула. Вешалка звякнула, обрывая крючок на куртке.
– Ну, что ты там застыла?
Олеся робко взглянула на завуча, с трудом рассталась со своей курткой, забросив ее на верхние рожки вешалки, и подошла к решетке, отделяющей раздевалку от холла.
– Маканина, скажи, пожалуйста, что у вас происходит в классе?
Алевтина Петровна выразительно посмотрела на стоявшего неподалеку Сергея Герасимовича и качнула головой.
– Ничего не происходит, – пожала плечами Олеся, испуганно оглядывая коридор. Рядом с историком стоял Юрий Леонидович и сухо смотрел на свою подопечную.
– Но это же не так! – недовольно поморщилась завуч.
'^ «Неужели они знают про деньги?» – мелькнуло в ее голове. Это было бы уже совсем неприятно! После бурного ноября, когда их класс сотрясали скандал за скандалом, не хотелось и декабрь начинать со скверной истории.
Маканина переводила взгляд с одного учителя на другого, не зная, чего они ждут от нее.
– Ну, что же ты? – подогнала ее завуч. – Говори!
– Мы хотели школьный огонек провести, – начала Олеся издалека. – Ну, чтобы никого чужих, одни свои…
– А кто это у вас вдруг стал чужим? – нахмурилась Алевтина Петровна.
– Ну… – совсем потерялась Маканина. – Только наш класс Мы уже и деньги собрали…
– Вот, я говорил! – подал голос Червяков. – Этот класс неуправляем. Видите? Творят что хотят!
– Но мы же спрашивали разрешения, – почти шепотом произнесла Олеся.
– Сидоров-то тут при чем? – перебил Мака-нину Сергей Герасимович.
– Если их опять соединить вместе, здесь такое начнется! – грозно сверкнула глазами завуч.
– Что начнется? – Олесе не понравилось, как о ее родном классе отзываются. – Как будто мы хуже остальных!
Завуч выразительно посмотрела на Червякова.
– Ваше упущение, Юрий Леонидович, – произнесла она. – После лета класс совсем распустился. Не хватало нам еще какого-нибудь криминала! Помяните мое слово, досидимся до ЧП.
– Но Сидоров совершенно не конфликтный ребенок, – попытался напомнить о себе историк.
– Не конфликтный? – повернулась к нему завуч. – Да он уже несколько лет не дает расслабиться ни одному учителю! То ему учебник не нравится, то он придумал новое решение задачи… Я, конечно, понимаю: мальчик умный, не по возрасту развитый. Его никто и не выгоняет. Напротив, каждый учитель только рад, что у него есть такой ученик! Это же победы на олимпиадах и конкурсах, это, в конце концов, престиж школы. Но и нас нужно понять. Мы работаем с обычными детьми. Одаренность – это не наша специализация. Вот мы и делаем все, что можем, чтобы Сидорову у нас было комфортно.
– Но, Алевтина Петровна, – попытался вклиниться в грозную тираду начальницы историк.
– Сергей Герасимович! – повысила голос завуч. – Не забывайте, что мы в первую очередь должны думать обо всех, а не о каждом! У нас коллектив. И если кто-то из этого коллектива выбивается, то ему приходится терпеть некоторые неудобства. Я уверена, что Сидорову в десятом классе гораздо лучше, чем в девятом. Там его хотя бы немного заинтересует учеба.
– Но он ведь согласен учиться и в прежнем классе! – Видимо, говорил это историк не в первый раз, так что слова его звучали не очень убедительно.
– Разве это учеба? Вот теперь пускай он учится. – Завуч была категорична.
– Но как же вы не понимаете!.. – не сдавался Сергей Герасимович.
– Это вы не понимаете, что учебный процесс – сложная система, и к ней нельзя подходить с точки зрения эмоций. Так они у нас все начнут из окон прыгать, а мы их будем жалеть. И дожалеем до того, что всех нас отсюда повыгоняют за профнепригодность! Если в классе начинаются неуправляемые процессы, то с ними надо бороться жесткими методами. Я смотрю, 9-й «Б» еще не успокоился. Ох, дождетесь, что они выкинут еще какую-нибудь каверзу!
– Мы его потеряем, – стоял на своем историк.
– Потеряем – найдем! – уверенно произнесла Алевтина Петровна. – Не иголка в стоге сена. Скоро процесс адаптации в новом классе закончится, и все будет нормально. Маканина, а ты что здесь стоишь? – Казалось, учителя забыли про Олесю. – А ну, марш домой! – Маканина качнулась обратно в раздевалку. – Хотя постой! Ты знаешь, где живет Сидоров? – Олеся молча кивнула. – Отнеси ему. Пусть бабка подпишет, что она не против перевода. Мне пора переоформлять его документы.
От долгого стояния без движения руки Маканину слушались плохо. Она взяла листок и на прямых ногах пошла к своей куртке.
Это что же выходит? Сидоров официально еще не переведен из их класса? Значит, он вполне еще может не ходить на занятия в десятый, а оставаться у них!
В ее руках что-то захрустело – пальцы сами собой мяли переданную ей бумагу.
Правильно! Если согласия от бабки не будет, то Генку никуда не переведут – и конец всей истории.
Для верности она разорвала скомканный листок пополам и сунула обрывки в рюкзак. Лучше всего это заявление сжечь, чтобы и следа от него не осталось! А пока суд да дело, пока выяснят, что до бабки никакая бумага не дошла, столько времени пройдет, что никого никуда переводить уже не понадобится.
Олеся быстро оделась и выскочила на улицу.
– Быковский не проходил?
Вот уж не ожидала, что Курбаленко так надолго задержится. После звонка уже прошло полчаса!
– Не видела, – отмахнулась от нее Олеся, пробегая мимо.
Лиза недовольно щелкнула пальцами и устремилась в школу. Что-то она в последнее время часто спрашивает про Павла. И на переменах старается вертеться около него. Уж не собирается ли она записать Быковского в свои кавалеры?
И главное, как вовремя! Когда у Павла только-только завязались отношения с Гараевой из «А».
Но Олесе не хотелось сейчас об этом думать. Требовалось как можно быстрее предупредить Сидорова, что все его проблемы решены.
Дома она сразу схватилась за трубку.
– Какое заявление? – Генкин голос по телефону был бурчаще-недовольным, словно Мака-нина его разбудила.
– Я же говорю! – Олесе так много всего хотелось сказать Сидорову, что она постоянно перескакивала с мысли на мысль. – Историк за тебя заступился. Я сама слышала! А завуч говорит, что школа – это коллектив. А потом сказала, что твоей бабке надо заявление подписать, чтобы тебя в десятый класс перевели. И бумагу дали, а она порвалась!
– А при чем здесь коллектив? – Видимо, Сидоров запутался окончательно.
– Так ведь все вместе! – выпалила Олеся.
– Рвали вместе? – Генкин голос стал напряженным.
– Нет, – рассмеялась Маканина. – Порвала я.
– А что там было? – осторожно поинтересовался Сидоров.