— Für immer, — привычно отозвался Макс.
Я потянулась, чтобы поцеловать его, но он в последнее мгновение задержал меня.
— Разреши мне убедить твоих родителей, что с тобой все хорошо. Тебе надо уехать.
— В Москву? — Я села, подобрав ноги. Тело заныло, требуя немедленного покоя — чтобы я сейчас же легла и укуталась в одеяло, но пока рано.
— В Москву? — Макс поднял на меня глаза. Они были небесно-прозрачны. — Почему в Москву? Олег?
Я закрыла глаза. Зачем кивать, Макс и так обо всем догадался.
— Мне, как обычно, грозит опасность, — довольно хмыкнула я. Как все далеко и неважно, когда я здесь. Когда я не одна. — И опасность называется так — Смотрители.
— Я порву его на части! — зло рыкнул Макс.
— Олег сказал, что начинается охота на Катрин. Что это значит?
— Ничего не значит. Считай, что ее больше не существует. — Макс соединил ладони, переплел пальцы, как будто отгородился от меня заборчиком.
— Они ее найдут?
Макс на секунду замер, прислушиваясь к окружающей тишине.
— Катрин сама виновата. Хотела быть звездой — и стала ею. После вечеринки Эдгар ее приговорил. Не сегодня-завтра она будет у Смотрителей.
— Как жестоко!
Макс вскинул на меня глаза, мгновение смотрел, а потом стремительно приблизился, прошептал:
— Ты удивительная… Только ты можешь защищать вампиров. — Притянул меня к себе, усаживая на колени. — Не переживай, Катрин разберется сама. Две сотни лет ее кое-чему научили.
Катрин… Высокая, грациозная, с аккуратным красивым личиком. Да, она способна за себя постоять. Только когда против одного целая команда — это как-то неправильно.
— Но Смотрители и так собирались приехать, не Катрин их позвала.
Черт, опять та вечеринка! Когда же мы перестанем о ней говорить? Память снова услужливо подсовывала картинки всполохи фейерверка, небольшая кучка людей, Эдгар, Макс, негромко зовущий: «Грегор! Грегор! Грегор…»
— Однако знала, что они приехали и ничего не сделала. — Макс жестко поджал губы — Не забывай, именно она навела Смотрителей на мастерскую и сделала так, что аркан был построен на меня. И на тебя. Еще не известно, кто подставил Грегора. Может, как раз ее рук дело.
Я потупилась. Да, Катрин заслуживает наказания. Но не такого же!
— Из тебя никогда не получится вампир, — холодные пальцы коснулись моего подбородка, и я скользнула в прохладу ладони. — Ты всех жалеешь.
— А ты не жалеешь?
— Вся наша жизнь — борьба за выживание. У вампиров стирается грань между добром и злом. Мы часть природы, природы разрушения.
Я помотала головой. Что-то было не так в его словах. Я не могла полюбить зверя. Я люблю Макса — искреннего, честного, страдающего. А значит, в его словах кроется обман.
— Только животное не может бороться со своей природой. А ты человек. Значит, понятия добра и зла тебе знакомы. С Катрин нельзя так поступать. Она сама себя наказала своим поступком. И теперь просит помощи.
Я услышала недовольный рык над головой.
— Тебя надо закопать в чистом поле, оставив на поверхности одну голову, чтобы все страдающие приходили за помощью.
— Поздно, там уже торчит башка богатыря, — хмыкнула я, склоняясь к его груди.
— Про кого Олег еще спрашивал?
— Про тебя. Интересовался здоровьем.
— Все? — Голос Макса стал напряженным. — Больше ничем не интересовался?
— Эпидемия в стране. Все болеют. — Чего он так напрягся? Ничего особенного я не говорю.
— Кто еше болеет? — В одну секунду мягкая ладонь превратилась в твердую, как гранит.
— Тебе перечислить всех поименно?
— Болеет Смотритель? И у него такие же симптомы, что у тебя?
— Откуда я знаю! Мне неинтересно было с Олегом разговаривать.
Макс заговорил после небольшой паузы:
— Первое, чему учит жизнь вампира, — быть внимательным к мелочам. Например, крыса…
— Это Белла, — закатила я глаза. — Она была на празднике. Ее Маркелова принесла, по моей просьбе. Ученые установили, что крысы умнее человека. А еще Белка помогала мне ночью заниматься. Мне не спалось, я читала учебники.
— Тебе она снилась?
— Наверное. — Я снова попыталась устроиться на его коленях, но они оказались такими жесткими, что мне пришлось сползти на шкуру. Спину неожиданно начало ломить.
— А не тот ли Смотритель заболел, против которого ты использовала это милое создание с хвостом?
Я опустила подбородок на сложенные колени — спина стала болеть меньше, но все равно хотелось лечь.
— Что ты хочешь узнать? — прошептала я. — Мы, кажется, договаривались — кто старое помянет, тому глаз вон.
— «Man sollte nicht in alten Wunden rühren», [8] — быстрой скороговоркой произнес Макс. — А кто старое забудет, тому оба.
— Для немца ты стал неплохо разбираться в наших поговорках, — непроизвольно вздохнула я.
— С кем поведешься… — упрямо пробормотал Макс. — Вот что. Мы сейчас выйдем на улицу, и ты мне покажешь на месте все, что тогда произошло.
Я вновь опустила голову на колени. На улице сейчас холодно, лежит снег, и я не прочь окунуться в зимнюю прохладу, но спать… как же хочется спать…
— Вставай! — Макс потянул меня за руку.
На секунду мне показалось, что я раздвоилась — будто тело мое пошло, а засыпающее сознание осталось, свернувшись калачиком на шкуре.
— Очень спать хочу, — пожаловалась я, когда поняла, что из его крепкой руки не выскользнуть. Сверху на меня накинули большую куртку, на воротнике пушистая оторочка. Я помню ее. Карман у нее должен быть испачкан. Но это было давно.
— Всего десять минут, и ты пойдешь спать.
«Пойдешь…» Слово колючими иголочками прошило мозг. Идти — значит опять двигаться. А двигаться не хотелось. Ничего не хотелось.
Но меня вывели из мастерской. Запищала, распахиваясь, дверь подъезда.
Свежий воздух улицы взбодрил, кожу лица зашипало от легкого морозца. Глаза резанул свет. Солнце? Я оглянулась на Макса. Сон как рукой сняло. Макс стоял под козырьком подъезда, медленно натягивая на руки перчатки.
Солнца не было. Мне показалось.
— А если бы был ясный день? — прошептала я.
— Тогда бы ты пошла одна, а потом все мне рассказала, — сухо произнес любимый.
— Что рассказала? — не поняла я.