— Чего я могу не знать? У тебя есть от меня секреты?
— Красавчика интересуют подробности нашей жизни?
— Его пока ничего не интересует. Мне кажется, он и без нас все знает. Колдун прогоняет нас отсюда. Ему не нравится, что мы приехали именно сейчас. Говорит, если бы через неделю…
— Еще что ему не нравится?
— Что здесь много вампиров. И он хочет, чтобы я выяснила, кто мне про него сказал.
— А при чем здесь то, чего ты знаешь или не знаешь?
— Это плата за помощь мне, если мы отсюда, конечно, не уедем, — отдать ему то, о чем я пока не знаю.
Макс посмотрел в сторону ДК, словно прикидывал, в каких грехах стоит начать каяться прямо сейчас. Ведь то, что я не знаю, может исходить только от него. Обо всем, что связано со мной, я вроде бы в курсе.
— Что такого ты можешь не знать, я не догадываюсь. Поэтому давай начнем с простого. С того, откуда нам о нем известно. Катрин вроде бы говорила, что была здесь зимой.
— Колдун сюда приехал в марте. Это уже не зима.
Макс не отрывал взгляда от ДК. Там, в стенах, до сих пор витает эхо нашего с Эдо разговора и любимый сейчас слушает его?
— Свадьба была 29 февраля. Эдо приехал сюда вскоре после того, как мы обручились, — напомнила я на тот случай, если любимый подзабыл хронологию. — Ты сам говорил, что вампирам нельзя верить.
— Колдунам тоже, — заступился за свою братию Макс.
Ругаться так можно было до бесконечности. И раз уж мы заговорили об Эдо…
— Он предложил, чтобы все отсюда уехали. Не только вампиры, но и я. Уезжать я не собираюсь, некуда нам ехать. С вампирами вопрос решить легче. Пускай отсюда все убираются.
— А ты? — Нет, в глаза не заглядывал. Смотрел мимо моей головы, словно там, за спиной, происходит что-то очень важное. — Чего хочешь ты?
— Быть с тобой. Об этом я знаю, и это у меня не отберешь. Но что делать тебе, я не знаю. Чувствую одно, нам нельзя разлучаться. Колдун может хотеть чего угодно, но я тебя от себя не отпущу. Будем вместе.
— Значит, требует, чтобы уехали, — протянул Макс, помогая мне сесть в машину. — Ах, Катрин, Катрин, старая интриганка… А как тебе сам колдун? Я видел, как вы мило ворковали на крыльце. Он так пожирал тебя глазами. Ты ему понравилась.
— Не говори глупости…
«О чем же я могу не знать? О маме? О Пашке? Макс снова темнит?» — мысль пчелой зудела в голове.
— У него целый гарем из восторженных поклонниц! — недовольно буркнула я. — В их толпу я не вписываюсь.
— Этим и понравилась, — как-то особенно безапелляционно заявил Макс.
В его речи, как всегда, звучала категоричность. Поначалу меня это сбивало с толку, казалось, что он все знает заранее. А теперь поняла — он просто отбросил за ненадобностью все модальные глаголы. «Показалось» — это чувство, а с эмоциями вампиры разбираются в первые часы своего существования.
— Скорее я чем-то опять не понравилась Катрин, — пробормотала, стараясь вывести его из задумчивости.
Я покосилась на холодное, бесстрастное лицо, омытое желтым светом фонарей. Его взгляд был устремлен в никуда.
— Катрин мелкая пакостница, — качнул он головой, возвращаясь ко мне, в прохладную машину, в майский вечер на Урале. — Совершит подлость и сидит где-нибудь в стороне, наблюдает. Здесь ее нет, значит, и игра не ее. Не удивлюсь, если она сейчас действительно сбежала в Канаду, подальше от всех. А значит, кто-то ее вынудил рассказать о колдуне. Вариантов немного. Либо твои, либо мои. Третьей стороны пока не видно.
Машина тронулась. Мы проплывали мимо освещенных витрин магазинов, они бросали на лицо Макса призрачный отблеск.
— Мы в городе всего три часа, а воздух уже трещит от скопившегося электричества. — Я старательно смотрела по сторонам, чувствуя, как в душе зреет раздражение. — Мы не должны каждым своим движением рождать ураганы. Здесь он уже собирается.
— Ты хочешь сказать, что это замкнутый круг? — после некоторого молчания спросил Макс.
— Похоже на то. Как здесь оказался Джером?
— Шел за нами следом. Я его сразу заметил.
У вампиров вообще когда-нибудь завод кончается? Или они придумали для себя универсальный вечный двигатель? У них же есть мышцы, нервы, они не могут двигаться без остановки! И наверняка существует предел скорости. Например, за самолетом они бежать не смогут. Или все-таки…
— Значит, здесь уже все собрались?
Прежде чем Макс ответил, я успела убедить себя, что он скажет: «Нет!»
— Да.
— И вот-вот появятся Смотрители?
Если уже не заселили все окрестные гостиницы и теперь не сидят в номерах, не пьют вечерний мартини.
— Думаешь, они случайно столкнутся? Смотрители и… — Он почему-то показал в окно.
— Случайно, — кивнула я. — Совершенно случайно. На твоем дне рождения. Ты умеешь к праздникам подтягивать значимые события.
Макс отвернулся. Мимо нас плыл тихий город.
— Тебе уже надоело? — тихо спросил он.
— Я не то хотела сказать!
Сжала голову руками. Как тяжело донести такую простую, такую ясную мысль — не хочу больше ни с кем бороться. Мы уже наспасали этот мир на десяток лет вперед. Грант на подвиги закончился, пора кому-то другому браться за меч. Или за рапиру? Почувствовала отчаяние, словно кто-то специально раз за разом толкал меня к пропасти. Тропинка была нахожена, укрытий не осталось.
— Мы можем хотя бы несколько дней прожить как простые люди? — тихо спросила я.
Машина стояла. Стрелки приборов покоились на нулях. Палец под кольцом зачесался, и я потерла его, приглядываясь, куда положить колечко, если вдруг решу снять. Макс поднял руку, останавливая меня.
— Давай договоримся. Мы больше не дразним львов и овец, мы больше ни с кем не общаемся. В конце концов, мы всегда можем попробовать исчезнуть.
— Куда? Это тупик! Бежать больше нельзя!
— Ты не знаешь, до какой степени велик мир.
Перед носом машины был длинный мост, слева вдалеке высилась громада завода. За ним темнели горы.
Да, мир велик. Но мы однажды уже уезжали подальше от всех. Из этого ничего не вышло.
— Не хочу больше бежать. И тебя не отпущу, — прошептала, склоняясь к его плечу.
Все-таки Макс прелесть! Он все отлично понимает! Я потянулась к нему. Вот бы мой поцелуй сейчас, как в «Снежной королеве», разбудил моего прекрасного принца, выгнал из него полярный холод.
— Я без тебя не проживу и дня, — на всякий случай предупредила я.
Макс гладил меня, проводя рукой то по лицу, то по плечу, касался ключицы. Ладонь ложилась на грудь. Во внезапном приливе смущения я пряталась от его слишком жадных глаз, требовательных рук. Я уже почти забыла, где нахожусь, когда Макс замер.