— Вот тебе свеколка!
Гневно вякнув, попытался вскочить, но получил сапогом под зад и снова растянулся на снегу.
— Вот тебе картошечка с хлебцем!
Приподняла за шкирку и хорошенько помакала мордахой в сугроб, как нашкодившего щенка в лужу. Мальчишка извивался, фыркал, отплевывался, но молча. Ах, хочешь в несгибаемого героя поиграть? Без проблем, вот тебе еще в копилку подвигов!
Выпустила, только когда затих. Постояла рядышком, выравнивая дыхание и варежкой отряхивая испачканные в снегу колени.
— Вставай, хорош уже прибедняться.
Еще минутку поизображал великомученика, потом медленно зашевелился, поднялся и, не глядя на меня, стал приводить себя в порядок. Лицо красное, челка мокрая, гнилая шнуровка куртки порвалась у ворота, за шиворот набились снежные комья. Где он вообще эти обноски раздобыл? Чье-то пугало раздел?
— Надеюсь, понял, за что влетело?
Даже не соизволил подать виду, что услышал. О да, конечно, понял! За то, что я сильнее и вообще на редкость зловредная баба!
— Не угадал. За то, что путаешь мужество с тявканьем из-за угла. А месть — с глупым, бездарным и бесцельным мелким шкодничеством. Учись играть по взрослым правилам, щенок. Хотя бы у своего мастера, если я тебя не шибко вдохновляю.
Ага! Вот теперь мальчишка пригорюнился всерьез. Сообразил, что Верес его за такие номера тоже по головке не погладит.
Я поправила капюшон и повернулась к логову. Звать мальчишку не стала. Из города я его вывела, а дальше пусть куда хочет идет. Захочет прогуляться, в сердцах деревья палкой подубасить, мою наглую морду представляя, — на здоровье. Всё равно никуда от своего учителя не денется, к вечеру прибежит как миленький.
С четверть версты Рест и в самом деле топал за мной на почтительном расстоянии, но в том же темпе, чтобы не упускать меня из виду. Лесного зверья он определенно боялся больше.
Потом шаги стихли. Я, хоть и зареклась обращать на щенка внимание, не удержалась и обернулась.
Паренек сидел на корточках, уставившись на снег. Ну что там еще?! Ругая себя предпоследними словами (последние достались Ресту, с колдуном за компанию), я вернулась. Скептически присмотрелась… и только сейчас сообразила, что глубокие вмятины, через которые я рассеянно переступила несколько минут назад, — отпечатки чьих-то лап с круглыми подушечками и тремя когтистыми пальцами. Они были не просто крупными — огромными, с лихвой перекрывая не только мужскую ладонь, но и ступню. Какого же размера должна быть оставившая их тварь?!
«С полугодовалого теленка», — всплыло в голове. А следы-то совсем свеженькие, едва до середины заметенные! Я вздрогнула и, подняв голову, закрутила ею по сторонам. Ресницы тут же облепило снежинками, одна нахально залетела в приоткрытый рот. Да нет, ерунда, я бы любого зверя за сорок шагов почуяла, нежить вообще за сто!
Опустившись на колени напротив мальчишки, по другую сторону отпечатка, я принюхалась и, едва касаясь варежкой, начала осторожно разгребать верхний слой снега. Так и есть. Рядом со следом обнажилась алая бусинка, другая, третья… чуть поодаль отыскался целый сгусток. Тварь была ранена и, кажется, довольно серьезно. Уж не тем ли типом, что затаился у ограды? Почему же тогда он не пошел ее добивать? Хорошо, если она к вечеру издохнет где-нибудь под кустом, а вдруг отлежится и через недельку вернется еще более разъяренной?
Рест, нахмурившись и беззвучно шевеля губами, пытался во всех направлениях замерить след расставленными большим и указательным пальцем, но получалось неважно — полностью отпечаток почти нигде не вмещался, а на целое число не делился. Тоже мне боевой маг! Хоть бы осмотрелся, прежде чем в находку утыкаться. Даже меня, кажется, не заметил.
— Знаешь, кто мог оставить такие следы?
— Нет. Запомню их как следует и спрошу у мастера. — Порывшись в кармане, я вытащила заостренный кусочек графита и аккуратно сложенный кусок пергамента. Я уже успела исписать его памятками с двух сторон, но почеркать поверх он вполне годился.
— На, перерисуй, пока совсем не замело.
— Угу. — Мальчишка, пристроив лист на колене, деловито и весьма ловко набросал контуры следа. Даже подштриховал где надо.
— Может, ты еще и у живописца подмастерьем был?
— У портного, — нехотя признался он, возвращая мне графит и пряча закоченевшие ладони в рукава.
— А оттуда за что выгнали?
— За… вот еще, сам ушел!
— Кто бы сомневался.
— Тогда не ухмыляйся!
— Что ты, я просто искренне радуюсь за человека, которому удалось так легко от тебя отделаться. Идем, а то, как бы потом бежать не пришлось.
А может, и боевой. По крайней мере, драпать с таким видом, как будто оказывает нежити огромное одолжение, у него уже хорошо получается.
Вереса мы застали за возмутительной самодеятельностью: откинув одеяло, он разматывал повязку уже на второй ноге. Наши шаги по хрустящему снегу он, видимо, услышал еще от калитки, ибо даже не соизволил поднять голову. Только покосился на мой кожух и с усмешкой заметил:
— Так и знал, что он тебе пригодится.
Я, не отвечая, быстро разделась, разулась и, пройдя в закуток, бесцеремонным тычком в грудь заставила колдуна растянуться на постели.
— Шел, да всё в порядке. — Верес покорно остался лежать, только поморщился, когда я болезненно сдавила ему ногу, прощупывая кости.
— Для тебя я Шелена, — огрызнулась я, набрасывая на него одеяло. И в самом деле — хорошо срослось, почти и незаметно, где переломы были. Заживает на этом колдуне, как на собаке, обычный человек и часу бы после таких побоев не прожил!
Верес снова невозмутимо сел. И только сейчас заметил порванный воротник и общую потрепанность ученичка. Внешне мужчина лишь слегка сузил глаза и напряг плечи, но от недавней покладистости не осталось и следа. Передо мной как будто лежал давешний серебряный кинжал.
— Вы что, опять…
— Нет. — в один голос возразили мы с мальчишкой. Верес удивленно хмыкнул, но переспрашивать не стал. Клинок вернулся в непроницаемые ножны — до поры до времени.
— Мастер, гляньте! — Рест нетерпеливо сунул ему рисунок. — Чей это след?
Колдун присмотрелся и озадаченно сдвинул брови:
— Ты уверен, что точно его перерисовал?
— Уверен! — обиделся мальчишка, кинув на меня требовательный взгляд — мол, подтверди!
Верес, впрочем, в прилежности ученика не сомневался. Просто выразил таким образом свое удивление.
— Ну, если бы они были раза в два поменьше, то я сказал бы, — еще немного покрутив рисунок, привычно начал он, — что это элгарская или корноухая химера.
— Но не скажешь?
— Нет. — Верес покачал головой скорее в ответ своим мыслям, чем моему вопросу. — В наших краях они не водятся, для них здесь слишком холодно. Да и форма подушечек больше характерна для семейства вурдалачьих. Но три пальца… даже и не знаю.