Маг отодвинул стул, выпрямился и, воздев руки, плеснул рукавами, как птица крыльями, в тот же миг рассыпавшись снопом серебристых искр.
Верес остался сидеть за столом, одобрительно, но без вожделения разглядывал танцовщиц, потихоньку отпивая из почти опустевшего бокала.
— Неужели младые эльфийские девы оставили тебя равнодушным?
Колдун обернулся ко мне, поигрывая бокалом.
— Смотреть приятно, но уединяться с ними я как-то не расположен.
— Боишься сплоховать?
Верес, не обидевшись, с усмешкой покачал головой:
— Я думаю, это опять иллюзии. В знак уважения к гостям, чтобы те смогли расслабиться и получить удовольствие.
Я задумчиво посмотрела на ближайшую красотку.
— Так что, в процессе… хм… эксплуатации она может лопнуть прямо под тобой?
— Не исключено. — Колдун подлил себе вина, вопросительно глянул на меня. Я кивнула, пододвигая ему бокал.
— Ну и что? Они прекрасные, доступные, чистые и наверняка доставят тебе даже больше удовольствия, чем настоящие. Разве мужчинам нужно что-то еще?
— Выходит, нужно.
Я скептически хмыкнула, отпивая глоток. Бесподобно. Вишня, желтый и розовый виноград в равных пропорциях соцветия медвяной травы и, пожалуй, черная рябина — заключительный штрих, терпкое послевкусие, подчеркивающее бархатистую нежность прочих компонентов.
— У тебя кто-то есть?
— Была. — Верес заглянул в бокал, как будто не сам только что его наполнил. — Умерла, три года назад.
— Болезнь?
— Оборотень.
— Понятно. — Я окунула ложечку во что-то золотистое и тягучее, пахнущее миндалем, медом и патокой. Намазала этой прелестью ломтик хрустящего, вафельного, почти невесомого хлебца.
— На ее могиле я дал клятву, — помолчав, сказал он, — уничтожать вас повсюду, где ни встречу. Не щадить никого, несмотря ни на что.
— Понятно, — невнятно повторила я, хрустя эльфийским деликатесом. Верес с нажимом провел ладонью по лицу, стирая липкую паутину воспоминаний, тряхнул головой и откинулся на спинку стула.
— А ты за что не любишь магов?
… — Ты закончил?
— Еще нет, учитель. Ну и живучая же тварь! Восемь кольев, а она еще дышит!
— Брось. Нам пора. К утру и так сдохнет…
Я пожала плечами.
— Просто так. И что теперь?
— Ничего. Пока. А там жизнь подскажет, если останется. Пожалуй, за это стоит выпить.
— Верно.
Мы чокнулись.
— Ресту не говори, — попросил колдун, лукаво кивая на проходящую мимо «эльфийку», — первый опыт как-никак, если лопнет…
Я представила и облилась вином.
На рассвете, плавно перетекающем в полдень, мы безо всякого восторга постигли древнюю житейскую мудрость: даже самое лучшее вино, выпитое в больших количествах, поутру оборачивается жесточайшим похмельем. Вереса, предусмотрительно хлебнувшего на сон грядущий какого-то эликсира и после побудки первым делом жизнерадостно осведомившегося, что на завтрак, чуть не побили.
Что еще «веселее», проснулись мы в одной комнате — я и мелкая в одной кровати, Рест с мастером — в другой, валетом, а на Мрака я вообще наступила, вставая. Причем как они оказались в наших с Виррой апартаментах, ни мы, ни они не помнили, ибо добирались до постелей, не зажигая света, зигзагами (а кое-кто и ползком). Ругаться на них было бесполезно, выгонять — поздно, тем более что служанка, решив, что так оно и было задумано, принесла сюда все тазики для умывания и подносы с едой.
— О высокородный повелитель стихий, сотрясающий горы и обращающий вспять реки, не мог бы ты оказать мне небольшую услугу… — спросонья привычно завелась я, обращаясь к Вересу.
Изумленная тишина взорвалась диким хохотом. Вирра вообще повалилась на кровать, дрыгая ногами. Сконфуженно фыркнув, я отбросила одеяло и сама пошла за своими сапогами, невесть почему ровнехонько стоявшими возле кровати колдуна. Хорошо хоть мои штаны на ее спинке не висели!
— Одни убытки от этих эльфов. — Дракон, стоя напротив зеркала, мрачно разглядывал и ощупывал здоровенный синяк под глазом. Такого богатства оттенков я ни у одной сливы не видела.
— Угораздило же тебя при всём разнообразии выбора соблазниться настоящей эльфийкой, — неискренне посетовал Верес.
— Но я соблазнился ею, а не тем кривоносым типом, который без предупреждения врезал мне в глаз! — с праведным негодованием возразил дракон, то одной, то другой стороной прикладывая к синяку толстую серебряную монету. Я наблюдала за этим процессом с внутренним содроганием. Подбрасывать на ладони можно и раскаленный уголек, но стиснуть его в кулаке или прижать к лицу… бррр.
— Если бы ты не назвал его «кривоносым», возможно, отделался бы устным замечанием, — со смешком предположила я, будучи свидетельницей бурного распада любовного треугольника. — Очень даже симпатичный нос у него был, с легкой горбинкой.
— И он тебе понравился?! — Дракон аж выронил серебрушку и полез за ней под стол, с оглядкой на Вирру, только шипя от распирающих его выражений. — О, боги, неужели такая ерунда способна очаровать женщину?! Какой кошмар — ум, доблесть, сила и красота уже не в счет — достаточно кривого носа!
— Видишь ли, Мрак, — снисходительно заметила я, переплетая косу перед освободившимся зеркалом, — из всего вышеперечисленного у него, в отличие от тебя, имеется хотя бы нос. Потому-то ты вчера и пролетел, как… дракон над Оркрастом.
— А что для тебя главное в мужчине, Шел? — неожиданно поинтересовался Верес.
— Запах, — без колебаний ответила я, не став язвить про печень и мозговые косточки.
— Это как? — озадачился дракон. — Если чесночку пожует — уже не в твоем вкусе?
— Чесночок я и сама люблю. — Я мужественно изучила содержимое подноса, ограничившись стаканом воды и яблоком. — Но учитывая, что в темноте все мужчины, как и кошки, серы, ориентироваться стоит не на внешность, а на запах.
— И каким же он должен быть? — Мрак украдкой понюхал себя под мышкой и, кажется, начал догадываться, почему эльфийка его отшила.
— Родным, — забывшись, мечтательно протянула я. — Любимым. Чтобы после уткнуться носом, обнять и заснуть… а не брезгливо бежать к лохани с водой.
— После чего? — немедленно потребовала уточнений Вирра.
Я, опомнившись, щелкнула ее по чересчур любопытному носу.
— Вырастешь — сама понюхаешь. Узнаешь то есть.
— Ха! — пренебрежительно пискнула малявка, собираясь доказать мне, что не такая уж она и мелкая для подобных разговоров, но вместо этого удивленно округлила глаза, сморщилась и чихнула — тоненько, как котенок на солнце. Верес умиленно потянулся погладить ее по так и напрашивающимся на ласку кучеряшкам, но Вирра привычно увернулась. Кажется, девочка вообще не любила, когда к ней прикасаются, сжимаясь и цепенея под чужой рукой. Да и сама предпочитала держаться рядышком, но на расстоянии хотя бы пяди, словно невзначай отодвигаясь, если я пыталась подсесть поближе.