Совещание продолжалось, таким образом, еще немного времени, после чего решено было, что Чарлз с Генриеттой заглянут к тетушке и кузенам, а остальное общество их подождет на горе. Луиза, кажется, особенно ратовала за предприятие; и когда она побежала с горы, продолжая наставлять Генриетту, Мэри воспользовалась случаем и, величаво оглядевшись, сказала капитану Уэнтуорту:
— Досадно, право, когда имеешь такую родню! Но уверяю вас, я и двух раз не переступала их порога.
Ответом ей была лишь вымученная улыбка, сопровождаемая, когда капитан Уэнтуорт отвернулся, еще и насмешливым взглядом, которого смысл Энн слишком хорошо поняла.
На горе выбрали они для привала прекрасный уголок. Луиза воротилась, и Мэри, найдя себе удобное местечко на ступеньках перелаза, казалась очень довольна, пока остальные стояли подле; но лишь только Луиза увлекла капитана Уэнтуорта в соседний орешник собирать орехи, удовольствие ее было испорчено; сиденье уже не представлялось ей таким удобным, она уверена была, что Луиза отыскала для нее где-то местечко получше, и, не слушая Энн, она решилась непременно ее найти. Пройдя той же калиткой, она, однако, никого не увидела. Энн нашла для нее очень удобное место, солнечный склон возле орешника, за которым, не сомневалась она, где-то скрывались Луиза и капитан Уэнтуорт. Мэри было присела, но нет; она уверена была, что Луиза нашла ей где-то очень удобное местечко, и, разумеется, ей нужно было ее разыскать.
Энн, не в шутку утомившись, рада была присесть; и очень скоро услышала Луизу и капитана Уэнтуорта, они, верно, пробирались по орешнику, словно узким, тесным коридором. Они разговаривали на ходу. Сначала она различила голос Луизы. Та, кажется, была увлечена своим рассуждением. И вот что с середины услышала Энн:
— …Вот я и заставила ее пойти. Подумать только! Из-за таких пустяков отказаться от своего намерения! Да если бы я что надумала и считала бы себя вправе, вдруг отказаться? И притом из-за вмешательства такой особы, нет, любой особы! О, меня не так-то легко сбить. Уж когда я на что решилась — значит, я решилась; ну, а Генриетта, кажется, совсем было решилась нынче явиться в Уинтропе; и едва не бросила всю затею из-за глупой своей уступчивости!
— Значит, если б не вы, она бы и не пошла?
— Ну да, хотя мне, право, даже совестно в этом признаться.
— Ее счастье, что под боком у нее человек, наделенный от природы такой твердостью! После тех намеков, которые вы мне сейчас сделали и которые лишь подкрепляют собственные мои наблюдения, глупо прикидываться, будто я не понял, что происходит. Я понял, что речь идет не только об утреннем визите к вашей тетушке. И горе ему, да и ей тоже, когда встретятся им серьезные препятствия, когда обстоятельства потребуют от них решимости и силы духа, если и в подобных пустяках она не может удержаться от нелепого противоречия. Сестра же ваша — милая душа; но вы, я вижу, одарены стойкостью и силой характера. И если вам дорого ее счастье, старайтесь передать ей как можно более вашей стойкости. Но вы, без сомнения, о ней заботитесь и без меня. Вся беда с этими мягкими и чересчур податливыми натурами, что никогда нельзя рассчитывать ни на какое доброе влияние, никогда нельзя знать, надолго ль его достанет; всяк умеет гнуть их по-своему. Тот, кто хочет быть счастлив, пусть же будет тверд. Вот вам орех, — сказал он, срывая его с верхней ветки, — для наглядного примера. Чудесный, гладкий орешек, и благодаря природной силе своей он выстоял все бури осени. Ни вмятинки, ни зазоринки. Сей орех, — продолжал он с шутливою важностью, — в то время как большинство собратьев его пали и растоптаны, все еще пользуется всем тем счастьем, какое предназначено крепкому лесному орешку. [9] — Затем, вернувшись к прежней своей серьезности: — Первое, чего желаю я всем, к кому хорошо отношусь, — это силы духа. Если Луиза Мазгроув и поздней осенью своих дней хочет быть счастлива и прекрасна, пусть заботливо хранит свою твердость.
Так заключил он свою речь и остался без ответа. Энн подивилась бы, если б Луиза тотчас ответила на слова, такие необычайные и произнесенные с такой пылкостью! Она легко могла вообразить, что творилось сейчас в душе Луизы. Сама же она боялась шелохнуться, чтобы ее не заметили. Куст раскидистого падуба защищал ее от взоров, когда они проходили мимо. Пока их было еще слышно, Луиза опять заговорила:
— Мэри вовсе не злая, — сказала она. — Но порой она меня бесит своей глупой гордостью — гордостью Эллиотов. Мы так мечтали, чтобы Чарлз женился на Энн. Вы ведь, верно, знаете, он к ней сватался.
После минутной запинки капитан Уэнтуорт спросил:
— Значит, она ему отказала?
— Ну да, отказала.
— И когда же это произошло?
— Точно не помню, мы тогда с Генриеттой еще были в школе; но, кажется, за год до того, как он женился на Мэри. Жаль, что она ему отказала. Нам всем она гораздо больше нравилась; батюшка с матушкой до сих пор считают, что это ее любимая леди Рассел ей отсоветовала. Они думают, Чарлз небось не такой умный и ученый, как нужно леди Рассел, вот леди Рассел и уговорила Энн ему отказать.
Звуки удалялись, и более ничего Энн не могла различить. Теперь уж собственные чувства принуждали ее оставаться на месте. Слишком многое ей пришлось передумать, прежде чем могла она подняться. Участь любопытной Варвары не постигла ее, и вряд ли грозило ей в согласии с пословицей скоро состариться; не услышала она о себе и уничижающего суждения. Но многое больно ее задело. Она поняла, как оценивал ее характер капитан Уэнтуорт, и он выказал ровно столько интереса и участия к ее особе, чтобы выбить ее из колеи.
Едва она совладала с собой, она пошла за Мэри, и, найдя ее и воротясь с нею вместе к прежнему месту у перелаза, вскоре вздохнула с облегчением, когда вся компания снова собралась и снова они двинулись в путь. Душа ее просила тишины и уединения, какие может она обрести лишь средь шумного общества.
Чарлз и Генриетта воротились, ведя за собою, как нетрудно угадать, Чарлза Хейтера. Энн не пыталась проникнуть во все тайны предприятия; даже и капитана Уэнтуорта в них, кажется, не посвящали; но что молодой человек отдалился от юной дамы, и она, в свою очередь, смягчилась, и теперь они радовались друг другу — сомнению не подлежало. Генриетта казалась слегка пристыженной, но весьма довольной, Чарлз Хейтер был совершенно счастлив, и оба были всецело заняты друг другом с самой той минуты, как двинулись к Апперкроссу.
Все теперь предназначало Луизу для капитана Уэнтуорта; это уж само собою; и там, где приходилось разбредаться по узким тропкам, и там, где не приходилось, они шли рядышком, почти так же неразлучно, как и другая парочка. На широком лугу, где хватало места всем, общество разделилось на три группки; и в числе троих, которые не могли похвастаться ни живостью, ни единодушием, поневоле оказалась Энн. Она шла с Чарлзом и Мэри и до того устала, что радовалась, когда могла опереться на вторую руку Чарлза; Чарлз же, однако, к ней самой весьма благоволивший, дулся на свою супругу. Мэри дурно с ним обошлась и теперь расплачивалась за свою строптивость, каковая расплата заключалась в том, что он поминутно смахивал ее руку, дабы пройтись хлыстиком по придорожной крапиве; а когда Мэри принялась, по обычаю, жаловаться на его невнимательность и сетовать на свою злую судьбу, стоя у перелаза, он и вовсе бросил и ее и Энн, погнался за вдруг мелькнувшей ласточкой, и насилу потом они его дождались.