— Я была в стороне от этого, — сказала Фанни, — и потому, наверное, видела больше тебя. И я уверена, мистер Рашуот временами отчаянно ревновал.
— Вполне возможно. Что ж тут удивляться. Сама по себе затея была весьма предосудительна. Всякий раз, как подумаю, что Мария взялась за подобную роль, я ужасаюсь. Но уж если она могла позволить себе такое, что удивляться на остальных.
— Или я сильно ошибаюсь, или до театра как раз Джулия думала, будто Крофорд благоволит именно к ней.
— Джулия!.. Я уже от кого-то слышал, что Крофорд был влюблен в Джулию, но никогда ничего подобного не замечал. И вот что я тебе скажу, Фанни, хотя, надеюсь, я отдаю должное добропорядочности моих сестер, по-моему, вполне возможно, что которая-нибудь из них или они обе очень хотели понравиться Крофорду и, забыв о благоразумии, могли беспечно выказать это желание. Помнится, обе они с явным удовольствием проводили время в его обществе, а когда мирволят такому человеку, как Крофорд, такому живому и, пожалуй, несколько беспечному, ему легко зайти чуть дальше… Тут нечему изумляться, ведь у него не было никаких притязаний, сердце его было предназначено для тебя. И, должен сказать, отдав предпочтенье тебе, он бесконечно выиграл в моем мнении. Он показал, что верно судит о блаженстве домашнего счастия и бескорыстной любви, и это делает ему честь. Это доказывает, что дядя не сумел его испортить. Иными словами, это доказывает, что он именно такой, как я хотел надеяться, и однако же боялся, что он иной.
— А я убеждена, что о серьезных материях он думает не так, как следовало бы.
— Скажи лучше, что он вовсе не думает о серьезных материях, по-моему, это будет ближе к истине. Как могло быть иначе при таком воспитателе и советчике. Разве не поразительно, что при тех поистине неблагоприятных условиях, в которых они оба находились, они такие, какими мы их знаем? Я готов признать, что до сих пор Крофорд повинуется лишь голосу чувств. По счастью, обыкновенно чувства у него добрые. Остальное восполнишь ты. Счастливчик он, что привязался к такому созданию, к женщине, твердой как скала в своих принципах, чей мягкий нрав, однако, тем верней помогает утвердить эти принципы. Право же, он избрал себе спутницу жизни на редкость удачно. Он сделает тебя счастливой, Фанни, поверь мне, он сделает тебя счастливой, а уж ты его не только осчастливишь, но и возвысишь.
— Нет уж, увольте, не хотела бы я брать на себя такое попеченье, — возразила Фанни, — такую серьезную ответственность!
— Ты, как всегда, не веришь в свои силы!.. воображаешь, будто тебе все не по плечу! Что ж, хотя я сам, должно быть, не сумею внушить тебе иные чувства, я уверен, тебе их внушат. Признаться, я искренне в том заинтересован. Благополучие Крофорда мне не безразлично. Всего более меня заботит твое счастье, Фанни, но после тебя я первым делом забочусь о Крофорде. Ты ведь понимаешь, что Крофорд мне не безразличен.
Фанни слишком хорошо это понимала, и потому ей нечего было сказать, и затем шагов с полсотни они прошли молча, каждый был погружен в свои мысли. Первым нарушил молчание Эдмунд:
— Я вчера был очень доволен тем, как она об этом говорила, особенно доволен, ибо не ждал, что она все видит в таком правильном свете. Я знал, что ты ей очень по душе, но все равно боялся, что она не сочтет тебя достойной своего брата, будет жалеть, что он не остановил выбор на какой-нибудь знатной или богатой особе. Боялся ее пристрастия к тем светским понятиям, которые ей внушали с детства. Но оказалось совсем по-другому. Она говорила о тебе именно так, как следовало. Она желает этого родства так же горячо, как твой дядя и я. Мы долго беседовали с нею об этом. Мне не пришлось начинать разговор самому, хотя мне не терпелось узнать ее чувства, — но я не пробыл там и пяти минут, как она заговорила столь откровенно, в той милой своей манере, решительно и бесхитростно, которая так ей присуща. Миссис Грант посмеялась над нею за то, что она так поспешила.
— Значит, при этом была миссис Грант?
— Да, когда я пришел, я застал сестер вместе, и мы все время так и проговорили о тебе, Фанни, пока не появились Крофорд и доктор Грант.
— Я не видела мисс Крофорд уже больше недели.
— Да, она сокрушается из-за этого, однако ей кажется, так оно к лучшему. Но до ее отъезда вы еще увидитесь. Она очень гневается на тебя, Фанни, будь к этому готова. Она говорит, что очень разгневана, но ты можешь представить ее гнев. Это сожаление и разочарование сестры, которая думает, что ее брат вправе тотчас же получить все, чего ни пожелает. Она обижена, как и ты обиделась бы за Уильяма, но любит и ценит тебя всем сердцем.
— Я знала, что она разгневается на меня.
— Фанни, милая! — воскликнул Эдмунд, крепче прижимая к себе ее руку. — Только, пожалуйста, не расстраивайся из-за этого. Такой гнев может скорее служить предметом разговора, чем ощущаться. Сердце ее создано для любви и доброты, а вовсе не для злых чувств. Слышала бы ты, как она тебя расхваливала, видела бы, какое у ней было лицо, когда она говорила, что ты непременно должна стать женою Генри. И я заметил, что она все время называла тебя «Фанни», чего прежде никогда не делала, и произносила твое имя с истинно сестринской нежностью.
— А миссис Грант, она что-нибудь сказала… она говорила… она была там все время?
— Да, она полностью соглашалась с сестрою. Твой отказ, Фанни, их безмерно удивил. Чтоб ты могла отказать такому человеку, как Генри Крофорд, это, кажется, выше их понимания. Я говорил все что мог в твою защиту, но, сказать по правде, при том, как они это расценивают, ты должна возможно скорее повести себя иначе, чтоб доказать, что ты в здравом уме. Ничто другое их не удовлетворит. Но я докучаю тебе. Я кончил, Фанни. Не отворачивайся от меня.
Несколько минут Фанни предавалась раздумьям и воспоминаниям.
— Казалось бы, — проговорила она затем, — каждая женщина способна предполагать, что какой-то мужчина не придется ей по душе или, по крайней мере, не понравится какой-нибудь другой женщине, как бы он ни был вообще мил и приятен. Будь он само совершенство, по-моему, это вовсе не значит, что его наверняка полюбит каждая женщина, которой случится прийтись ему по вкусу. Но даже если предположить, что это так, и согласиться, что мистер Крофорд обладает всеми правами и достоинствами, которыми его наделяют его сестры, откуда у меня взяться ответному чувству, такому же, какое испытывает он? Он застиг меня врасплох. Я и не представляла, что его отношение ко мне хоть что-то значило. И конечно же, я не могла настроить себя, чтоб он мне понравился только потому, что, как мне казалось, он от нечего делать обратил на меня внимание. В моем положении было бы чрезмерным тщеславием питать какие-то надежды на мистера Крофорда. Если предположить, что он не имел серьезных намерений, его сестры, при том, как высоко они его ценят, без сомненья, только так и подумали бы обо мне. Тогда как же… как же я могла быть влюблена в него в ту минуту, когда он признался мне в любви? Откуда было взяться нежным чувствам к нему, едва они ему понадобились? Его сестрам следовало бы почитать меня такой же разумной, как и его. Чем выше его достоинства, тем неприличней было бы мне иметь на него виды. И… и потом, мы очень по-разному судим о женской природе, если они воображают, будто женщина может так быстро, как им кажется, испытать ответное чувство.