Book.

Устроившись, напарник снова скрестил руки на груди и отвернулся к окну. Ну и слава богу, я тоже не горела желанием с ним общаться. Серафим Петрович уже пару раз навязывал мне стажеров; не сказать, чтобы я была от этого в восторге (им что ни поручи – почти все самой переделывать приходится, одна морока), но они хотя бы были вменяемыми! Называли Еленой Викторовной, смотрели как на гуру, жадно ловя каждое слово. И за шоколадкой в ларек их можно было запросто отправить…

Саня как-то подозрительно рыгнул. Хоть бы его не стошнило прямо в салоне. Я поскорее покрутила ручку, опуская боковое стекло.

– А куда мы едем? – равнодушно поинтересовался «напарник» уже на площади Победы, куда я вырулила автоматически, по направлению к своему дому.

Хороший вопрос. Не будь я так взбудоражена, вначале бы изучила документы. На худой конец, попросила стажера – нормального стажера! – зачитать мне их вслух.

Я представила, как Саня по складам озвучивает заявление хриплым испитым голосом, через слово перемежая рвущимися с языка «неопределенными артиклями», и резко тормознула машину возле автобусной остановки. Вытащила из папки заявление, глянула на «шапку»…

– Блин!

Саня впервые покосился на меня с интересом.

«Русалочки»! Я-то думала, шеф нас на Комсомольское озеро отправил, ну, в худшем случае на Цнянку. Нет, извольте тащиться на Минское море, огромное водохранилище за кольцевой дорогой!

Я мысленно досчитала до пятнадцати, борясь с желанием уткнуться лбом в руль и застонать. Это же полчаса до берега, а потом столько же трястись по ухабам объездной до условного места! Обратно уже по темноте придется. Целый час… ночью… с этим… лучше я прямо там и утоплюсь!

Ну Серафим!!! Я резко газанула и крутанула руль вбок, посылая машину через двойную разделительную линию. Все равно площадь пустая, хоть небольшой крюк срежу.

Увы, «санитары дорог» не дремали: не успела я отъехать и ста метров, как за спиной послышался гневный свист.

Я с ненавистью ударила по тормозам. Да что же сегодня за день такой!

Гаишник неторопливо, вразвалочку подошел к машине, помахивая жезлом, как сытый кот хвостом.

– Сержант Остромухов, – четко представился он, облокотившись на окошко. – Ваши документы?

Я торопливо потянулась к бардачку. И с чего я взяла, что это самое удобное место для хранения бумаг?! Чтобы выудить оттуда права, пришлось почти лечь к Сане на колени.

– Помог бы даме, что ли, – шутливо упрекнул гаишник.

Колено под моим локтем вздрогнуло.

– Как девок тормозить, они герои, – зло бросил Саня в пустоту, – а как Басайку ловить, так прямиком до Буденновска. Крыса тыловая…

С гаишника мигом сдуло все благодушие.

– А ну, выходи! – потребовал он, отступая от окошка и заводя руку к кобуре.

Саня начал вылезать из машины. Делал он это нарочито медленно – и к лучшему, ибо я чувствовала, что, пожелай он хлопнуть дверцей, осыплется не только боковое стекло, но и лобовое.

– А теперь повтори, что сказал!

Я в тихой панике вжалась в спинку кресла. «Я не с ним! И вообще понятия не имею, как он оказался в моей машине!»

– Со слухом проблемы? Я сказал, такие герои, как ты, только баб тормозить и умеют! Пузо нажрал, – Санин палец ткнулся в форменную рубашку, которая и впрямь заметно нависала над ремнем, – а случись вместо меня душара? Он же тебе твою палку-махалку пять раз в задницу вколотит, пока ты до кобуры дотянешься! Или ты думаешь, что война – это там, далеко, и тебе до нее дела нет? Ну думаешь?!

– Что я думаю, не твое дело, – далеко не так уверенно огрызнулся гаишник.

– Не мое?! – все больше распалялся Саня. – А хочешь, моим станет?! Хочешь, я тебе прямо щас проверку на профнепригодность устрою?! Ну?! Ты вообще из своего ПМ-а хоть раз в год стреляешь?! Или он у тебя заместо пивной открывашки!? Вон знак висит, – Саня махнул рукой в сторону болтавшегося над дорогой жестяного круга, – как раз мишень «четыре». С какого раза попадешь, а?! Давай проверим?!

– Совсем сдурел, – отступая на шаг, пробормотал гаишник. – Там же дома…

– Вот! – скривился Саня. – «Дома кругом». Боишься из пекаля лишний раз пальнуть… А дать тебе автомат – и на блокпост, в ночную?! В первую же минуту обделаешься… Да ну, – махнул он рукой, – говорить с тобой… все равно ни хрена не поймешь.

Саня развернулся, сел обратно в машину и коротко бросил:

– Поехали!

Я послушно газанула. Бедный гаишник так смотрел нам вслед, что у меня уши от стыда дымились. Ну какое отношение может иметь к Чечне мирный белорусский постовой?! Да я теперь эту площадь за три квартала объезжать буду!

Мы уже мчались по кольцевой, когда Саня неожиданно, все так же глядя в окно, сказал:

– Не люблю я их. Поймали мы как-то одного… Ну ехали мимо, увидели, как он чича пропускает. Тормознули, взяли за грудь… а у него в разгрузке два кармана из-под рожков, набиты почти доверху… и не копейками, понятное дело.

– И что? – с содроганием уточнила я, хотя догадывалась, что ответ мне не понравится.

– Что… Заставили жрать. Не все, правда… Полкармана он сожрал, потом давиться начал, посинел весь…

Если раньше Саня просто вызывал у меня неприязнь, то теперь начал откровенно пугать.

Дальше мы ехали в гробовом молчании.

Леночка не пыталась ни о чем меня расспрашивать, и это было хорошо – сквозняк выдул из моей нечесаной башки остатки градусов, и я даже начал испытывать нечто… ну, положим, не стыд, но что-то вроде легкого сожаления. Минский мент и впрямь являл собой не самую подходящую мишень для моего нетрезвого пафоса. Ему ведь наверняка и в кошмарном сне не снился противник страшнее пьяного водителя на асфальтоукладчике. Как и студенту истфака БГУ, который, выбрав «модную» тему для курсовой работы о первом «покорителе Кавказа», генерале Ермолове («еще в чеченской земле приступил я к построению крепости, которая по положению своему, стесняя жителей во владении лучшими землями, названа Грозною»), вовсе не думал, что всего через год с небольшим заполучит «экскурсию» по всем этим историческим достопримечательностям… за счет МО РФ.

Ну что сказать – знания пригодились. Мои «лекции» про то, как бывший начштаба Кутузова и его последователи усмиряли непокорный Кавказ, шли, что называется, «на ура»: из соседних рот люди «приобщиться к науке» приходили. Темы, правда, разнообразием не блистали: этот аул сожгли в 1826-м, вон этот спалил Бакланов – ага, тот самый, что под «черепом и костьми» в бой ходил! – в 1854-м. И заканчивалось все, как правило, вердиктом слушателей: а с этими гадами иначе и нельзя!

Я, в общем, был согласен. Про гуманность и прочую фигню хорошо рассуждается в университетских аудиториях, но первый же разрыв мины живо напоминает: обезьяном человек пробыл куда больше, нежели двуногим сапиенсом. А тот, кто шибко умный, много думает и при этом не штабной офицер – такие на войне долго… не задерживаются. Я вот умничать перестал быстро – и задержался.