У парня потемнело в глазах от такого святотатства. Не то чтобы он был особо ревностным иггрианцем — ну, жертвовал на храм положенный семерик заработка, честно выстаивал на выходных и праздничных службах, несколько раз покупал ирны, но на этом его общение с Двуединым и заканчивалось. Чем таким таинственным и запретным занимаются дхэры в своем обиталище (в народе, кстати, метко именуемом гадюшником), его совершенно не волновало.
Зато однажды ему с напарником поручили унести от этих ворот труп вора, сдуру сунувшегося в святилище. Напились потом оба вдрызг, и все равно еще неделю кошмары снились…
Лучше бы этот кретин утонул в канале.
А если дхэры узнают, что в храм его загнал он, Джай…
Обережнику стало совсем «весело».
— Эй, ты! — без особой надежды на ответ прохрипел он, так и не определившись между криком и шепотом — менее эффективным, зато куда более безопасным. — Выходи оттуда немедленно!
«Трижды ха и кабаний хвост!» — как говаривало оритское жулье, символично оттопыривая мизинцы на обеих руках (хотя два у Иггра было вроде бы только лика).
Джай тоскливо сглотнул заготовленную для плевка слюну, вытер потные ладони о штаны и, подойдя к растущему у самой стены дереву, врастопырку полез вверх между стволом и каменной кладкой.
…с той поры и до скончания веков Он один ниспосылает нам жизненный свет и могильную тьму, добро и зло, удачу и скорбь, награждает, искушает и карает. И нет ему равных ни в ночи, ни под солнцем, ибо сотворены они Им и Ему повинуются...
Божественный Устав
Как известно, все плохое в человеке от Темного Иггра, а хорошее — от Светлого и равно угодно Двуединому. Формально не различались и Его служители: носили одинаковые одеяния и знаки, обладали изначально равной силой Взывания (с годами и опытом она крепла) и читали одни и те же проповеди. Однако все прихожане знали, к кому лучше обратиться за ирной плодородия, а кто быстрее изведет мышей или усмирит взбунтовавшихся рабов. Но, по большому счету, все это было по плечу любому йеру.
При таком раскладе твори, казалось бы, что угодно — какой-нибудь из божьих ликов да улыбнется, да вот беда: понятия о награде у них были разные. Если последователей Светлого Иггра ждали семь лет пиров и увеселений с последующим возрождением в человеческом облике, то Темный и сам был не прочь поразвлечься с уподобившимися ему людишками, причем весьма своеобразно, а очередную жизнь им предстояло провести в виде дикой твари вроде крысы или, того хуже, растения.
К «темным» йерам это не относилось: они и на том свете оставались верными слугами божества — кол там заточить, крючок подать, дыбу смазать, чтобы не скрипела…
Вот Приближенный Архайн и тренировался — между потолком и полом неподвижно, будто распятое на невидимой паутине, висело обнаженное мужское тело. Голова с сосульками седых волос бессильно свешивалась на грудь, живот и ноги обвивали потеки крови, медленно капавшей в лужицу на полу.
Йер бросил остывший прут поперек жаровни, отошел к столу, черканул пару строк и плеснул в стакан вина. Небольшая передышка только обостряет ощущения — как жертвы, так и экзекутора. Разумеется, трактат «О пределах выносливости тела и рассудка человеческого» вряд ли выйдет за пределы храма, однако и здесь принесет немалую пользу — на некоторых людей увещевания Светлого Иггра о праведной жизни почему-то не действовали, приходилось вразумлять их с помощью Темного.
К тому же творческий процесс всегда интереснее результата.
Посещать святилище дозволялось только Приближенным, йерам высшего храмового чина. Но если остальная шестерка заглядывала сюда только во время обрядов или по зову дхэров, то Архайн высоко ценил здешнюю тишину и уединение, обустроив себе уютную рабочую комнату, даже с диванчиком. Хозяева не возражали. Кажется, их это даже забавляло — как ужимки домашней кошки, играющей в своей корзинке с пойманной мышью.
О нет, Архайн не страдал от излишнего честолюбия. Умный кот не станет бунтовать против человеческой власти, а заодно опеки и кормежки, даже если это всего лишь огрызки с хозяйского стола.
Ему вполне достаточно быть первым среди котов.
В спину дохнуло ветром, словно незапертая дверь распахнулась от гуляющего по коридорам сквозняка. Но в святилище, казалось, даже пылинки со времен божественной битвы парили на одних и тех же местах, а нижняя петля имела обыкновение негромко поскрипывать, предупреждая йера о незваных гостях.
Зато хозяева в дверях не нуждались. В неярком свете единственной свечи, оттеняемой алым маревом жаровни, мантия дхэра казалась абсолютно черной. Морда терялась в складках капюшона — словно ее там не было вовсе, а бархатная материя облегала сгусток тьмы.
— Архайн-н-н… — свистяще дохнула она.
— Да, господин? — Йер обернулся и с тщательно отмеренным почтением склонил голову: чуть выше — оскорбить хозяина, чуть ниже — унизиться самому.
— Покой святилища оберегается твоими заботами?
— Да, господин. — Поклон поглубже, так ведь и тон опаснее.
— Почему же тогда он оказался нарушен двумя чужаками?
Архайну страшно захотелось выругаться, причем Иггровым именем; Темный бы не обиделся, но за дхэра Приближенный не ручался. Опять это семижды проклятое ворье ищет легкой поживы, позабыв о тяжкой смерти! Причем как раз когда он настроился на любимую работу, и она так хорошо пошла!
— Госп… — Йер все-таки выругался. Хозяин исчез так же бесшумно и молниеносно, как и явился, дабы ткнуть обленившегося «кота» в погрызенный мышами сыр. А, пропади оно пропадом! Все равно ночь безнадежно испорчена.
По раздраженному взмаху руки «паутина» исчезла, пытаемый кулем рухнул на камни.
— Сегодня тебе везет, раб, — отрывисто бросил Архайн, залпом допивая вино и ставя кубок на стол. Человек на полу медленно подтянул под себя колени, напряг дрожащие руки и кое-как поднялся. — Иди в святилище и отыщи проникших туда идиотов. Убей обоих. Хотя… Нет. Одного приведи живьем. Любого. Я хочу узнать, что им здесь понадобилось, кто они и как проникли в храм.
— Да, повелитель, — безжизненно подтвердил мужчина, переводя стеклянный взгляд на дверь. — Я выполню все, что вы желаете.
— Так пошел вон! — Вдогонку свистнула плеть, оставив на спине раба кровавый прочерк. Человек пошатнулся, на мгновение сбившись с шага, однако в его лице по-прежнему не дрогнуло ни жилки.
Архайн снова наполнил бокал, отсалютовал им висящему на стене диптиху с ликами Иггра и откинулся на спинку кресла, вытянув ноги к оставшейся не у дел жаровне. Тратить на незваных гостей больше одного взмаха плети йер счел непозволительной роскошью.
Все равно перелезть через стену святилища в обратную сторону невозможно.
* * *
Темнота внутри не шла ни в какое сравнение с темнотой снаружи. Если ночная Орита напоминала амбар с расхрабрившимися мышами, то сейчас Джай словно провалился в могильный склеп. Все городские звуки остались за стеной, обережнику удалось прихватить с собой только шарканье подошв по гравию. Как ни пытался он ступать осторожнее, камушки продолжали скрежетать друг о друга, словно ябедничая рыщущим во мраке стражам. Что они из себя представляют, Джай старался не думать — порождения Темного были многочисленны и разнообразны, а уж для своего-то святилища он не поскупится.