Радда убрала руку от лица и ахнула. Кусок Границы как раз напротив беглецов стянуло бурым струпом, края которого тут же начали светлеть и оплавляться.
— Ну чего ждете?! — рявкнул жрец, как будто только сейчас обнаружив стоящих рядом друзей.
— А выдержит?
У ног Джая ободряюще вонзилась синяя стрелка. Горец и обережник схватили девушку за руки и с дружным воплем помчались по бугристой, шершавой корке, под которой плененным зверем ворочалась лава. Тишш с задранным хвостом припустил за ними, догнал и обогнал, первым выскочив на землю. Брякнулся на спину и начал суетливо вылизывать ошпаренные лапы.
Все закончилось так быстро, что за себя Радда даже не успела испугаться.
— Брент!!!
Но жрец и сам уже спрыгнул с берега. За минувшие секунды переправа успела истончиться вдвое, подошвы вминали ее, как болотину, оставляя позади заполненные жидким огнем ямки с разбегающимися от них трещинами. На последнем шаге корка с хрустом проломилась, обтекающий лавой кусок встал торчмя. Брент споткнулся, девушка вскрикнула, но последний рывок жреца, хоть и кособокий, выбросил его на пляж, окутав вихрем пепла.
Когда погоня наконец добежала до разлома, от переправы осталось колышущееся, зыбкое кружево, распадающееся на глазах.
Ожидаемых проклятий и стрельбы не последовало. Обережники терпеливым вороньем выстроились в рядочек на краю.
— Темный в помощь, брат, — моровым ветерком прошуршал над Границей негромкий голос. — Тебе еще не надоело бегать за судьбой, как псу за собственным хвостом? Может, стоит поискать ее позади, а не впереди себя?
Брент оцепенел. Ему не надо было оборачиваться, чтобы знать, с каким выражением смотрит на него Архайн. Мышка думает, что ей удалось вырваться из когтей? Ну-ну…
— Тварь все равно не сможет тебе помочь, — продолжал йер. — Пока кристалл у меня, это не под силу даже Иггру. Лучше вернись по доброй воле, нам есть о чем побеседовать…
— Хэй, чего ты застрял?! — возмутился ЭрТар, дергая жреца за рукав. — Нашел кого слушать! Да и говорить с ним — только язык пачкать, тьфу!
И, верный своему слову, сделал в сторону того берега несколько жестов (которыми издревле общались разделенные ущельями горские пастухи), по отдельности означающих «овца», «посох», «кривой» и «свадьба». Архайн, разумеется, ни одного не понял, но по рвению показчика догадался, что вряд ли они складываются во что-то лестное.
— Что ж, — прошипел он, — если вы не желаете слушать Светлого, пусть вас вразумляет Темный!
Йер с оттяжкой хлестнул по лаве. Это наконец вывело Брента из ступора. Жрец ответно взмахнул плетью, отметая огненный град, и попятился, переходя на бег.
Заговорить с Архайном он и так бы не смог.
* * *
— Не стреляйте. — Йер пригладил волосы, пропустил челку сквозь растопыренные пальцы, как умывающийся возле очага кот. — Тваребожца этим не взять.
— Но уйдет ведь, господин! — с профессиональной обидой возразил старшой. — К Твари своей помчится…
— Пускай. — Приближенный повернулся спиной к разлому, и Хруск увидел, что Архайн самодовольно улыбается. — На это я и рассчитываю. Зато когда он ко мне вернется, мы будем точно знать, где она и что из себя представляет.
* * *
«Тваребожцы» далеко убегать не стали, спрятались в кустах и часок пошпионили за врагами. Ничего интересного не увидели: йер и обережники с удобством устроились посреди пляжа, выставили караул и завалились спать. За что были завистливо обруганы с пожеланием не проснуться.
Подошло время очередного Взывания. Брент уже смирился, что главный ритуал ордена превратился из великого таинства в публичное зрелище, и гнать рассевшихся кружочком друзей не стал. Мешать они ему не мешали, даже слегка добавляли решимости.
Пробудить семя удалось не сразу, но это была вина исключительно земли, иссушенной пришлыми тварями. Бледный росток вытянулся на несколько пальцев, застыл, словно принюхиваясь… и медленно, неуверенно изогнулся, указывая в просвет между Брентом и ЭрТаром.
На оставшуюся позади Границу.
Что есть случайное везение против гениального полководца, безупречной стратегии, солидного опыта, многократного перевеса в силе, подготовке, вооружении и деньгах?
Положите на одну чашу весов семь пушинок, а на вторую — железный лом, и узнаете!
Пановад, оритский философ 3-го века до В. Д.
Минувшая весна казалась блеклой тенью этого летнего вечера. Уже потемневшие кроны снова забрызгало нежной зеленью, заштопавшей прорехи в листве. Ожили даже сухие с виду ветви, а поваленные стволы скрылись в траве и вьюнках. Меж деревьев распустились мелкие белые цветочки, которые Радда старательно переступала. На ее глазах происходило чудо, тем более поразительное, что снизошло на мир само по себе, а не повинуясь воле равнодушного йера. Оно было настоящим, живым… действительно божественным.
А еще в воздухе кружились бабочки. И белые капустоеды, и желтые леснички, похожие на осиновые листья, и вообще незнакомые — яркие, пестрые, суматошные. Одна упрямо увивалась возле ЭрТара, видимо, приняв его черно-белую макушку за диковинный цветок. Увы, горец не отвечал ей взаимностью: он слушал выразительный монолог Джая, посвященный Бренту, жрецам, Привратнице и Темному Иггру, который, по словам парня, ожидал вышеупомянутых с жадным нетерпением.
Седовласый дождался, пока обережник выдохнется, и бесстрастно заключил:
— Ты сердишься не на меня.
— А на кого же, по-твоему?! — Джай с трудом удерживался от соблазна схватить жреца за грудки и хорошенько встряхнуть. Брент с ночи был какой-то странный, отчужденный, словно йеровы слова откинули его к началу их знакомства. Но это вряд ли помешает жрецу дать хорошего тумака сдачи.
— На обстоятельства, к которым я не имею ни малейшего отношения. И если тебе так уж приспичило спустить пар, иди во-он к тому пню, он выслушает тебя куда сочувственнее.
— И по шее не треснет, когда совсем уж достанешь, — безжалостно добавил ЭрТар. Сказать по правде, пять минут назад горец тоже готов был сорваться, но, поглядев, как глупо это выглядит со стороны, передумал.
С повторной переправой через Границу проблем не возникло, хотя без наступающих на пятки обережников удовольствие было не то. Пришлось пройти десяток выстрелов на север вдоль разлома, чтобы погоня не увидела и не услышала порчи второго облака. Крутиться по мертвому дикоцветью в поисках Привратницы было опасно и глупо. Вряд ли она станет долго в нем прятаться — уж лучше йер с обережью, чем ежесекундный риск. Жрец пришел к тому же выводу, что и Архайн: Привратница специально сделала петлю, заводя погоню в смертельную ловушку. И ее план частично удался — вражеские ряды поредели.
Но дружеские тоже были от него не в восторге. Джай одумался и повел разговор спокойнее: