Жар застонал особенно душераздирающе, и девушка торопливо надавила на ручку, вообще забыв постучаться.
Лекарь действительно был занят: он вешался. Веревка была уже крепко привязана к балке, а стоящий на стуле мужчина все никак не мог соорудить скользящую петлю на другом конце.
— Простите… — робко окликнула девушка.
Лекарь вздрогнул, оглянулся и грохнулся на пол вместе со стулом. Рыска кинулась поднимать — сначала стул, потом хозяина.
— Простите, — еще более жалко повторила она, безуспешно пытаясь усадить второе на первое (удалось только прислонить), — но нам очень нужна ваша помощь!
Самоубийца заморгал, то ли не понимая, чего от него хотят, то ли не веря, что кто-то смеет мешать ему в такую лучину.
— Прием окончен, — наконец поведал он, дыхнув на Рыску такими ядреными парами, что девушка сама на миг захмелела, и трагично взвыл: — Навсегда!
— Почему?! — Девушка, сморщившись, помахала ладонью возле лица. Рыска почему-то считала, что все лекари — люди преклонных годов, степенные и белобородые. Хотя, если подумать, не рождаются же они с бородами… Этому было лет сорок, и брился он не позднее вчерашнего утра.
— Потому что… — Мужчина сдвинул брови, пытаясь распутать клубок захмелевших мыслей, и застонал на зависть Жару. — Потому что мой светик! Любовь моя, Веришечка! Эликсир мой бесценный! Бросила меня!!!
Судя по стоящей на столе посуде, красное вино не утолило столь глубокой скорби и лекарь перешел на напиток собственного, через витую трубку, изготовления.
— И правильно сделала.
К счастью, лекарь был в таком состоянии, что бесхозный голос не показался ему чем-то необычным.
— Да! — с готовностью подхватил он. — Я жалкое никчемное существо, и мне нет смысла топтать земные дороги!
— Вот бы все никчемные существа так считали. — Альк выразительно поглядел на Жара.
Лекарь тем временем вспомнил, от чего его отвлекли, и снова полез на стул.
— А нам-то что делать? — Рыска упрямо вцепилась ему в штанину — просторную, резко пахнущую снадобьями.
— С чем?
— С моим другом! Он отравился! Ему плохо!
— Мне тоже… — всхлипнул самоубийца, плечом вытирая слезу. Руки продолжали сражаться с непослушным узлом.
— Вы же лекарь! Вы должны помогать людям!
— Брось, — презрительно одернул ее Альк. — Какой он лекарь, небось перекупил дело у предыдущего хозяина и втюхивает всем подряд порошки из крапивы.
— Что вы себе позволяете?! — возмутился самоубийца, на миг отвлекшись от петли. — Да я у самого Надея Златорукого учился! У меня благодарственная грамота от наместника имеется!
— За умор тещи? Если он даже не знает, как простое отравление лечить…
— Знаю! — Лекарь опасно пошатнулся, но в последний миг ухватился за веревку и устоял на стуле. — Первым делом надо хорошенько прочистить больному желудок.
— Уже, — простонал Жар. — Дальше что?!
— Ну, пить побольше. — Мужчина икнул и покосился на стол. — Черники, а лучше травок целебных заварить.
— А у вас они есть?
— Были где-то… — Лекарь машинально слез, передвинул стул к стене и принялся перебирать бесчисленные мешочки на полках. Потом опомнился: — Чего вы ко мне прицепились?! Идите вон к бабке Рамане на Кошачью улицу. Или к Мукею Исцелителю… шарлатану проклятому!
— Но мой друг умирает!
— Это я умираю! — огрызнулся самоубийца. Стул вернулся на место. — А у него всего лишь несварение желудка!
— А я что говорил?!
— Откуда вы знаете? Вы его даже не осмотрели!
— Девушка, — от возмущения лекарь слегка протрезвел, — я пытаюсь свести счеты с жизнью, а вы пристаете ко мне с какой-то ерундой!
— Со своей жизнью сводите что хотите, только сначала спасите моего друга!
— А потом девка поможет вам завязать веревку.
Лекарь понял, что добром от докучливых посетителей не избавиться. Проще обслужить. Изрыгая ругательства вперемешку со стенаниями и страстными воззваниями к жестокосердной Верите, он прощупал парню живот, подбросил в печку кусок угля и вскипятил на нем воду в маленьком, странного вида горшке с ручкой. Заваренные травы смердели так тошнотворно, что даже у Рыски к горлу подкатило, однако Жарову рвоту они остановили на раз. Теперь осталось только отпаивать парня черничным взваром на меду — его готовила уже девушка, выпросив у лекаря все необходимое. Умаявшийся самоубийца присел за стол, да так там и остался — накатило похмелье.
После третьего ковша Жар запросил пощады и уснул. Лекарю тоже стало получше. Утренний свет и компания охладили его вешательный пыл, и теперь несчастный влюбленный тихо страдал над полупустой кружкой пива.
— Представляешь, до чего допился? — жалобно обратился он к Рыске. — С крысой разговариваю!
Альк, перед которым стояло блюдечко с желтой пенной жидкостью, утвердительно рыгнул.
— Так вот, — снова повернулся лекарь к хвостатому собутыльнику, — я же за ней ухаживал как за тсаревной! Розы корзинами носил, всех городских цветочниц осчастливил!
— А она? — Крыс сделал вылазку к блюдцу с сухариками, придирчиво выбрал поподжаристей.
— Брала… — тяжко вздохнул страдалец, — и розы… и коврижки с орехами… и притирания всякие — тоже. Даже из жемчуга обещал сделать…
— А дала хоть раз?
Лекарь вздохнул еще горестней, безнадежно махнул рукой:
— Она девушка приличная… в богатом доме служит.
— Приличная или не брала бы, или давала. Сдается мне, мужик, что она тебя попросту доила.
— Нет, что ты! — Мужчина со стуком поставил кружку на стол. — Она такая… такая… — Лекарь поводил руками в воздухе, словно ловя подходящее словцо.
— Грудастая?
— Возвышенная! Ну да, и грудастая… Но это вторично!
Рыска поглядела на это дело и рассудила, что в ее помощи по завязыванию узлов пока не нуждаются. А значит, можно прикорнуть рядом с другом.
* * *
— Именем закона, откройте!
Грохот стоял такой, что спросонья Рыске показалось — рушится крыша. Но это всего лишь лупили колотушкой.
— Открывай, кому говорят, ворюга! Мы тебя в окно видим!
Жар, после сна чуток порозовевший, снова покрылся мертвенной бледностью и натянул одеяло до самого носа. Лекарь продолжал безмятежно дрыхнуть на столе, положив голову на сложенные руки. В пустом блюдце клубком свернулся Альк — этот зашевелился, лапка за лапкой потянулся и недовольно уставился на гремящую дверь.
— Открой им наконец, что ли. А то словно по башке лупят, ох… — Крыс заметил капельку пива и жадно ее слизнул.