Рыска вжалась в стул. Видно, кормилец спрашивал, чего она желает, но отвечать по-ринтарски девушка боялась, а по-саврянски — стыдилась: вдруг переврет, и будут смеяться или, хуже того, обидятся?!
К счастью, за нее с усмешкой ответил Альк. Кормилец повернулся к нему, что-то уточнил, кивнул и отошел.
— Альк? — робко окликнула девушка.
— Тше? — рассеянно отозвался тот по-саврянски, глядя вслед кормильцу.
Лицо у Рыски стало совсем несчастное.
— Что? — поправился белокосый, недоуменно сдвинув брови.
— Ничего, — со вздохом пробормотала девушка, глядя в стоящую на столе миску, где горкой лежало что-то желтоватое и рассыпчатое, похожее на жирные мушиные личинки. — Так… странно как-то. Чужое тут все.
— Привыкнешь. — Альк взял одну «личинку», с хрустом разгрыз.
— Это что? — заинтересовался Жар.
— Соленое тесто, жаренное в курином жиру. Вместо ваших сухариков.
— Вкусное?
— Гадость. — Белокосый вытер пальцы предусмотрительно повешенным на спинку стула полотенчиком. — Зато окончательно убедился, что я на родине.
Вор осторожно попробовал закуску. Ему она скорее понравилась, то ли из-за необычности, то ли просто с голодухи, и Жар подвинул мисочку к себе.
— Хорошо тебе… — уныло протянула девушка, чувствуя себя овечкой среди волков — перекрашенной в серый цвет, но не решающейся подать голос из страха быть тут же сожранной.
— Привыкнешь, — повторил саврянин. — Я же привык.
— Это ж ты!
Такая искренняя вера в его бесстрашие здорово позабавила Алька.
— Мне тоже было семнадцать лет, когда я очутился в чужой стране без денег и в полном одиночестве.
— А почему ты в саврянскую Пристань не пошел? — заинтересовался Жар.
— Дед меня живо бы оттуда вытащил. А на ринтарские у него влияния не было.
— Ой, — после недолгого раздумья осенило девушку, — поэтому и он к нам перебрался? Чтобы не повлияли?
— Скорее чтобы полностью изменить свою жизнь. Просто выкинуть из нее какую-то часть слишком сложно.
— Как руку из-за больного пальца отрубить? — хмыкнул вор.
— При заражении крови это лучший выход.
Разговор прервал кормилец, поставивший перед Рыской миску с супом, а перед Альком огромную тарелку с… травой. Ну правда, с травой! Одни листочки как подорожник, другие на одуванчиковые похожи, сверху семечками посыпано и заправлено чем-то прозрачным, но не маслом — запах кислый, коричневатое.
— Ты будешь это есть? — на всякий случай уточнил Жар, тыча пальцем в темно-зеленый ворох.
— Конечно. — Саврянин так алчно поглядел в тарелку, словно на ней лежала по меньшей мере фаршированная утка.
— А оно вообще съедобное?
— Это салат, — уничижительно сообщил Альк, накалывая на вилку стопку листвы. Повозил ею по дну тарелки, подбирая заправку, и отправил в рот. Демонстративно зажмурился от удовольствия.
— Я знаю, что такое салат, — обиделась Рыска. — Он со сметаной, укропом, огурцами и вареными яйцами. А тут голые сорняки!
— Тут витамины, балда! Они полезные.
Вор продолжал недоверчиво разглядывать «салат», словно опасаясь, что тот может прыгнуть на него через весь стол.
— Да уж, как полезут — до сортира добежать не успеешь.
— И помогают поддерживать тело в хорошей форме, — с нажимом продолжал Альк, взглядом намекая, что Жарова фигура далека от идеала.
— Хочешь сказать, в форме доски?
Рыска фыркнула. Саврянин поставил кулак с пустой вилкой на стол, недобро глядя на вора и похрустывая загадочными «витаминами». Ожидать, пока он прожует и примется за кого-то другого, было жутковато, и Жар поспешно уточнил:
— А чего? Я и не спорю! У доски очень хорошая форма, полезная! Лавку там сколотить или свиное корыто…
«Теперь они еще фигурами мериться будут!» — обреченно подумала Рыска, утягивая с Альковой тарелки один из листиков. Трава и трава. Сочная. А это, прозрачное, вроде уксуса, только с привкусом жженого леденца. По весне, может, и сошло бы с голодухи.
Но тут, к счастью, Жару принесли его заказ, и вор оставил извращенный саврянский вкус в покое — набивать собственный живот было куда интереснее.
Местная еда оказалась вполне съедобной, отличаясь, по большому счету, только привкусом незнакомых приправ. Или Альк специально заказал для Рыски что-то похожее на ринтарскую кухню.
— Это ты мне никак бобровые головы простить не можешь? — Девушка подняла за кончик длинный хвост, то ли свиной, то ли говяжий.
— Положи, это нам к пиву! — Альк отодвинул от нее тарелку. — Твои оладьи сейчас принесут.
— А головы-то чем хуже были?
— Так то ж головы, а это хвосты!
Рыска отчаялась понять саврянские обычаи.
Рассиживаться в кормильне приятели не стали: выдув по две кружки пива и приговорив закуску, потребовали расчет. Ринтарским деньгам хозяин не удивился — приграничье, они тут чуть ли не наравне с местными ходят, — но посчитал как семь к шести.
— Обождите чуток, господин, скажу девчонке, чтоб ваших коров привела, — попросил он Алька.
— Сами заберем. — Саврянин встал, жестом поманив спутников за собой.
— А чего отказался? — спросил Жар уже на улице. Идти пешком с набитым животом было лень.
— Деньги поменяем. В коровниках самый выгодный курс дают.
— Денег-то тех… — с намеком вздохнул Жар. На одежду для бала ушла большая часть их сбережений, и если платье еще можно было продать, то разодранный о кусты камзол годился только для дороги. Хоть Рыска его на привале и заштопала.
— Это уже твои проблемы.
— Почему?
— А чей гонец?
— А чья Исечка?
— Хватит, а? — взмолилась Рыска. — Все общее, не ругайтесь!
Поев и отдохнув, девушка немного успокоилась, хотя все равно продолжала держаться поближе к Альку — к тихой ревности Жара.
— Мы не ругаемся, — возразил вор и мстительно добавил: — Просто уточняем кой-какие детали. Чтоб потом вопросов не было.
— Угу, — согласился саврянин, — сейчас я кой-кому эти кой-какие детали оторву, и вопросов больше точно не будет.
— Альк!!
Впрочем, в Рыскином миротворчестве нужды уже не было: приятели дошли до коровника. Пока Альк менял одного чеканного тсаря на другого, Жар с Рыской вывели коров. Точнее, девушка просто взяла под уздцы и повела, а вор задержался, поправляя упряжь и поклажу. Как саврянин и предсказывал, вид у гитары был грустный. Утром Жар поставил ее слишком близко к костру, потом вез под солнцем, и гриф заметно скрючился, а тонкие дощечки корпуса выгнулись, словно засохшие кленовые листья, расклеившись в нескольких местах. В одну щель даже палец пролазил. Вор уже собирался бросить «подружку» в углу стойла, но проходящий мимо двери помощник коровнюха увидел ринтарского мольца с гитарой и насмешливо сказал: