От раздавшегося за спиной вопля девушка чуть не оглохла. Коса снова была у саврянина в руках, на Рыскиных штанах только мазок от лезвия остался.

Дочка возницы могла покоиться с миром — между ногами у главаря больше ничего не болталось, и кровь оттуда била ключом, как ни зажимай.

Вор добрался наконец до девушки и сдернул ее в сторону, а коса сделала еще один оборот и со смачным хрустом вонзилась упавшему разбойнику в ухо. Кончик ножа высунулся изо рта, как острый дразнящийся язык, крики сменились затихающими хрипами.

— Все, все уже… — глупо бормотал Жар, поглаживая по спине вжавшуюся в его грудь, судорожно вздрагивающую подругу.

Альк выдернул косу. Машинально наклонился, сорвал пучок травы и протер лезвие, как после обычной косьбы.

— Все, — бесцветным голосом повторил он. — Пошли домой… Или хоть куда-нибудь.

* * *

Коров на прежнем месте давно уже не было — сбежали, перепуганные воплями и запахами. Даже топота копыт не слышно.

Куда идти, никто из троицы не задумывался. По дороге. Просто потому что ровная и куда-то ведет.

Альк шел впереди. Коса в опущенной руке слабо покачивалась, поклевывала кончиком песок, как длинная тощая птица.

— Чего вы там плететесь? — не оглядываясь, поторопил он.

— У меня ноги подкашиваются, — всхлипнув, пожаловалась Рыска. Прежде она видела покойников только в гробах (тот, в макопольском проулке, не в счет — далеко было, темно, может, просто пьянчуга дрых), ухоженных и как будто смирившихся со своей участью. А таких — выпотрошенных, как куры, с перекошенными лицами, оскаленными от боли и ужаса зубами…

Девушка споткнулась, не упав только благодаря Жару.

— Ну попроси дружка, пусть поднесет, — так же равнодушно посоветовал белокосый.

Вор и так почти волок Рыску под локоть, сам борясь с дурнотой.

— Взял бы да помог, — огрызнулся он. — Можно подумать, мне легко… Да я отродясь людей не убивал!

Альк ссутулился еще больше.

— Я тоже, — глухо сказал он и, помедлив, выронил косу.

За их спинами неспешно, как хлопья пепла, осаживались на трупы мотыльки.

ГЛАВА 5

Крысы питают слабость к хмельным напиткам, с удовольствием лакомясь оными, отчего дуреют, буянят и теряют всякую осторожность.

Там же

Коровы нашлись на лугу возле городских ворот. Они уже успели успокоиться, отдохнуть и теперь спокойно щипали травку. Рядом крутилась, присматриваясь и примериваясь, какая-то подозрительная фигура, но при появлении законных хозяев бесследно канула во тьму.

Цыганский табор стоял на прежнем месте, но сейчас Рыске было не до него, а Жару тем более. Без труда поймав сонных коров, спутники, не заходя в город, двинулись вдоль стены к зазывно светившему окнами заведению.

Кормильня называлась «Очаг». На искусно вырезанной из дерева вывеске два зайца с радостными мордами поддерживали блюдо, на котором лежала запеченная тушка третьего. Видно, это был их кровный враг. У ворот стояли две заячьи же статуи в человеческий рост, с факелами в лапах, да и вообще заведение было устроено со вкусом, занятно: дом из необструганных бревен как будто разрубили пополам и раздвинули по разным концам двора, огородив второй этаж перильцами, чтоб подвыпившие гости не попадали. Посреди двора тоже стояли столы под навесами из пучков ивовых веток и росло несколько высоких елей, дополнительно защищая от дождя.

Бои, наверное, уже закончились, потому что народу внутри было полно. Рыске даже показалось, что придется развернуться и уйти, однако расторопная служаночка встретила гостей с радостью и провела к единственному свободному столу. Правда, в середине зала (Жар предпочел бы в углу или хотя бы у стеночки), но выбирать не приходилось.

— Что заказывать будете? — лукаво подмигнула девчонка, словно не замечая грязи-крови на лицах и одежде посетителей. Сегодня, видать, многие в таком виде заявились.

Рыска сглотнула и потупилась. Похожа на ту, под елкой…

— Пива, — буркнул Альк. — И ледяного вина. По кувшину.

— А закусочки? Свининка, телятинка, баранинка, птичка разная, печеный сырок, требушочки, все горяченькое, прямо с угольков! — с заговорщической улыбкой принялась потчевать служанка.

— Потом, — передернуло от «требушочков» саврянина.

Девчонка скорчила сочувственную рожицу — проигрались, с кем не бывает! — и упорхнула.

— Надо было хоть сыру взять, — запоздало упрекнул Жар. — А то с утра ж толком не ели.

Альк хмуро на него покосился:

— Я на себя заказывал. Тебе-то кто не давал?

— Что, ты один два кувшина выпьешь?!

— А мы куда-то торопимся?

Вор замолчал. Торопиться действительно было уже некуда.

Хмельное подали не в кувшинах, а в здоровенных глиняных бутылях с ручками и рисунком вывески «Очага». Жар придержал служанку и попросил еще одно пиво, квас для подруги, сыр, зелень и хлеб.

Альк привстал, схватился за бутыли и, под изумленным взглядом Рыски, начал наполнять кружку одновременно из обеих. Левая булькала звонче, правая чаще.

— Ты что делаешь?

— «Дохлого ежика». — Рыжее и розовое, смешавшись, породили обильную пену мерзкого гнилостного оттенка. — У вас такого не пьют?

— Пьют, только называется оно «канавовка». — Жар предпочел чистое пиво. — Гляди, эта штука почище кистеня с ног сшибает.

— Ну и хорошо. — Альк выхлебнул то, что вздыбилось над краем, откинулся на спинку стула и огляделся. — Как раз то, что мне нужно.

— А мне потом тебя к выходу на своем горбу тащить?

— Я быстро трезвею.

Вор скептически скривился, однако продолжать спор не стал. Сказать честно, он бы на месте саврянина тоже поспешил напиться и забыться.

А вот Рыска не понимала мужского обычая молча топить беды в кружке. Женщины, напротив, предпочитают о них говорить, и чем больше, тем лучше. Есть, конечно, опасность еще сильнее растравить душу, но иногда и просвет появляется.

— Может, лучше в молельню сходим, коптилочку за усопших поставим? — предложила она.

— Заткнись, дура, — вяло огрызнулся Альк, делая долгий глоток.

— Деньги, между прочим, у меня! — возмутилась девушка. — Вот сейчас обижусь, встану и уйду, а вы с кормильцем штанами рассчитывайтесь.

— Я тогда его просто прирежу. — Глаза у саврянина были такими пустыми, а голос — равнодушным, что Рыска сразу ему поверила и не на шутку перепугалась.

— Слушай, Альк…

— Заткнись, кому сказал! — Белокосый так саданул по столу кулаком, что на дребезг посуды оглянулись все посетители. В голосе прорвались истерические нотки, и Рыска с облегчением поняла, что кормилец, пожалуй, пойдет по земной дороге дальше, но с синяком под глазом. — Закрой рот, — уже тише повторил Альк. — И дай мне спокойно напиться.