Как бы горячо маги ни отрицали религию, сколько бы ни утверждали, что оная не что иное, как «мандрагора для народа», факт оставался фактом: при равных условиях упырь или стрыга всегда выбирали человеческое селение «без креста», то есть подъезды к которому не охранялись вкопанными на обочинах деревянными крестами.
* * *
Первым счастливчикам удалось занять места на длинных лавках, опоздавшим пришлось садиться на пол. Факелы никто не гасил, и вскоре сквозь неплотно заколоченные окна стало пробиваться зловещее красное сияние, словно я собирала народ не в укрытие, а на черную мессу.
– Тетя ведьма! – Линка требовательно дернула меня за подол. Я недоуменно уставилась на нее: за дверями оставалась еще добрая треть людей, но я точно помнила, что Линкина мать вместе с двумя старшими дочерьми уже прошли в храм.
– Ты что тут делаешь? А ну, марш к маме!
– Не хочу, там душно и плохо пахнет! – пискнула девочка, лукаво поглядывая на меня снизу вверх.
– Тогда стой рядышком и никуда не отходи, – приказала я, решив не отвлекаться на отлов и возвращение Линки в лоно храма.
– И на шажок нельзя?
– И на полшажка! – отрезала я. – Куда с козой?! Ты бы еще корову приволок, дурень!
– А че, можно? – с надеждой вопросил великовозрастный парень туповатого обличья. Лохматая коза неопределенной масти меланхолично пережевывала жвачку, глядя в пустоту желтыми раскосыми глазами:
– Никакой живности, кроме двуногой! Живо в храм, не задерживай очередь!
– А с козой че делать?
– Привяжи к забору, потом заберешь.
– А вдруг скрадет кто? – насупился парень.
Чей-то ехидный голос из толпы доходчиво объяснил парню, что рога, которые останутся от козы к утру, понадобятся разве что старьевщику.
– Без козы не пойду! – заупрямился парень. – Пущай с козой, ведьма, имей сострадание к животине, она ж, говорят, тебе родственница самая что ни есть ближайшая!
– Что?! – вознегодовала я. – Чья родственница?! Да ты на себя посмотри… свояк по мужской линии!
Живая очередь заволновалась; всем хотелось побыстрее очутиться под защитой храмовых стен, и на незадачливого скотовладельца обрушился шквал ругани и упреков.
Коза продолжала жевать, часто подергивая куцым хвостом.
– Тетя, отгадай загадку! – Звонкий голос Линки перекрыл шум свары. – Без ножек, а ножками ходит!
Селяне как-то разом присмирели, парень с козой отошел в сторону, видимо надеясь проскользнуть с ней в самом конце.
– Ну тетя ведьма! Отгадай загадку! – не отставала Линка, дергая меня за подол, как юродивый – за веревку колокола.
– Не знаю, – буркнула я, только чтобы отвязаться.
— Я тоже не знаю, – вздохнула девочка. – Думала, вы знаете… Вон оно!
Линка торжествующе ткнула варежкой куда-то вбок.
На нас бесшумно надвигались трехпалые следы.
* * *
Если бы ведьма приказала селянам от всей души предаться панике, ей и то не удалось бы добиться такого беспрекословного повиновения. Оставшиеся за порогом женщины подняли истошный крик, ему вторили приглушенные вопли изнутри. Очередь стянулась в бушующую толпу, беспорядочно ломящуюся в храм.
Ведьма отскочила в сторону, подхватив на руки Линку – иначе бы их просто-напросто раздавили. Староста, чей пост обязывал пропустить всех односельчан вперед, не то чтобы оцепенел, скорее, обрел некое леденящее спокойствие. Стоя чуть поодаль от двери, он наблюдал за происходящим, не зная, чему больше удивляться – то ли буйству нечистых сил, то ли своему мужеству.
Невидимое существо, сообразив, что добыча скоро исчезнет из пределов его досягаемости, перешло на размашистый бег – теперь отпечатки появлялись парами, далеко друг от друга.
Ведьма, выпрямившись во весь рост, чертила в воздухе чародейские знаки. Загрызень мчался прямо на нее.
Староста так толком и не понял, когда заклинание было сплетено и пущено в ход. Не было ни эффектных молний, ни громовых раскатов – только глухой удар.
Раздался короткий визг, сменившийся тонким поскуливанием, невидимое тело отбросило назад и боком прокатило по снегу, распахав широкую полосу. Почти сразу же загрызень вскочил на лапы. Страшно ожидать опасности из ниоткуда, но еще страшнее видеть висящую в воздухе, едва намеченную комками снега половину тела огромного волка с невероятно вытянутой мордой. Тварь встряхнулась и снова исчезла.
Ведьма подобралась, выставила вперед чуть тронутые свечением руки, но загрызень одним прыжком развернулся и помчался к лесу.
Тяжело дыша, ведьма бросила взгляд на храмовую дверь. Несмотря на волнение, исказившее ее черты, ей было отчего улыбнуться.
Поскольку желающих проникнуть в храм оказалось куда больше, чем позволяла ширина проема, все паникеры так и остались снаружи, разве что изрядно намяли друг другу бока.
* * *
Плохо, ужасно, отвратительно!
Я была очень недовольна собой. Примитивный силовой удар на уровне рефлексов застигнутой врасплох адептки седьмого курса – первое, что пришло в голову, – только навредил. Теперь тварь будет вести себя куда осторожнее, а силы, потраченные на генерацию заклинания, мне бы еще ох как пригодились.
– Да хватит вам бока мять! – досадливо сказала я. – Все уже, все. Можете не торопиться.
Свалка у дверей постепенно прекратилась, пристыженные селяне, охая и потирая поясницы, восстановили некое подобие порядка.
– Тетя ведьма, а что это было? – Линка порывалась бежать к подтопленному заклинанием снегу, но я надежно удерживали ее за концы длинного шарфа.
– Собачка.
– Ой, а можно ее погладить?
– Нет, это чужая собачка, не надо ее трогать, хозяин рассердится.
– А если я его очень-очень попрошу?
Я только вздохнула.
Последний селянин скрылся в храме, и дверь тут же захлопнулась, дребезгнув засовом.
– Эй, не так быстро! – метнувшись к двери, я стукнула по ней кулаком. – Регета, заберите своего ребенка, пока я не передумала!
Жалобное козье блеяние было мне ответом.
– Если… Вы… Сейчас же… Не откроете, – я тщательно разделяла слова вескими паузами, – то от вашего последнего пристанища останется один каркас, и тот обугленный!
Изнутри тоненько завыли от страха, завозилась, зашуршали, и надломанный страхом старостин голос спросил сквозь дверь:
– А кто это говорит?
– …! Я говорю!
– Побожись! – сурово потребовал староста.
Я выругалась так грязно и замысловато, что он поверил. Дверь приоткрылась узкой щелью, в лицо пахнуло теплом и едким дымом факелов. Слышно было, как Регета, проталкиваясь к входу, слезно умоляет вернуть ей дочь.