– Знаете, я не против, заодно вы им расскажете, как убили Карпову, Антона и…
– Ты чокнутая?! – Стальмакова попятилась назад и, споткнувшись, едва не упала.
– С головой у меня полный порядок.
– О каких убийствах ты говоришь?
– Нателла Леонидовна, вы прекрасная актриса, я сама не раз восхищалась вашей безупречной игрой, но сейчас не нужно разыгрывать бездарный спектакль, мы не в театре.
– Сядь! – приказала Стальмакова. – И объясни по порядку, что ты имеешь в виду?
– Мне известна правда о прошлом Кристины.
– Ну и? Моя дочь живет в Лондоне, я не понимаю, какое отношение ты имеешь к Кристине?
– Не думала, что подмосковная деревня является теперь столицей Великобритании…
Нателла схватилась за голову.
– О-о-о… мне не хватает воздуха, я задыхаюсь!
– Браво, браво, вы, как всегда, великолепны…
Копейкина не договорила: Нателла рухнула на пол.
– Ну, Нателла Леонидовна, к чему разыгрывать обморок, мне все известно, давайте спокойно поговорим.
Стальмакова не шевелилась. Катарина села на корточки и взяла женщину за руку. В ту же секунду по ее спине пробежались мурашки.
– Господи, ей и правда плохо! Нателла… – она легонько ударила актрису по щеке, – Нателла, что с вами?
Когда у Копейкиной в руках оказалась трубка сотового, Стальмакова медленно открыла глаза.
– Вам лучше?
– Воды, – прохрипела актриса.
– Да, сейчас, – Катка побежала в кухню.
Поднеся стакан к посиневшим губам Стальмаковой, Катка прошептала:
– Вот выпейте.
Сделав пару глотков, Нателла тихо спросила:
– Кто тебе рассказал о Кристинке?
– Неважно.
– Мне важно.
– Нателла Леонидовна, зачем вы убили Таню?
– Ты ненормальная… ненормальная… я никого не убивала!
– Я лишь упомянула имя вашей дочери, и вы рухнули в обморок, а как вы отреагировали, когда Таня сказала, что знает правду о Кристине?
– Карпова была в курсе?
– Мне начинает надоедать ваша игра в театр.
– Я понятия не имела, что кто-нибудь знает о… о бурной молодости Кристи.
– Да ну?
– Клянусь, – актриса походила на испугавшуюся собачонку.
– Утверждаете, что Карпова не заговаривала с вами о вашей главной тайне?
– Конечно, не заговаривала! Я в шоке! Если Танька знала… она могла распустить язык. О господи, только не это!
– Я вам не верю.
– Придется, я говорю истинную правду.
– Право, смешно слышать такое от актрисы, тем более от столь первоклассной актрисы, как вы.
Стальмакова облизала пересохшие губы.
– Я поняла, ты думаешь, Таня меня шантажировала прошлым Кристинки, и я ее убила?
– В десяточку.
– Бред полнейший! Смерть Карповой – банальное самоубийство.
– Ошибаетесь, незадолго до ее смерти вы прибежали на площадку и закатили грандиозный скандал.
– Не вижу связи.
– Почему вы метали молнии, какова была причина вашего гнева?
– Карпова рылась в моих личных вещах в гримерке, поэтому, когда я узнала… естественно, завелась.
– Интересно-интересно, неужели, помимо таланта перевоплощения, у вас обнаружился дар ясновидения? Как вы узнали, что в вещах рылась именно Карпова?
– Очень просто, в гримерке стоял запах ее отвратительных духов.
Катарина смотрела в глаза Стальмаковой, пытаясь понять: врет та или нет? Лицо Нателлы выглядело по-детски беззащитным… ну прямо сама невинность.
«Но разве не этому их учат в театральных вузах?
– А Антон? – спросила Катка, сканируя взглядом лицо Стальмаковой.
– Что – Антон?
– В день убийства вы и с ним повздорили, не так ли? Я видела, как он бросился за вами в гримерку.
– Да, мы с ним поругались, он оскорблял меня, обзывал, даже… пытался ударить.
– И вы…
– Я выгнала его.
– Складно у вас все получается!
– Знаешь что, – Нателла потихоньку начала приходить в себя, – я не намерена выслушивать откровенный бред! Если имеются подозрения на мой счет, иди в милицию, но предупреждаю тебя, Катарина Копейкина… Если кто-нибудь узнает о Кристине, клянусь, я убью тебя! Ты обвиняешь меня в преступлениях, которых я не совершала, но будь уверена – я решусь на подобные действия, как только имя моей дочери будет очернено. А теперь – вон из моего дома! Пошла прочь, нахалка!
– Я еще…
– Вон! – Стальмакова схватила Катарину за руку и начала выталкивать ее за дверь. – Чтоб ноги твоей больше здесь не было!
Хлопнув дверью, Нателла заметалась по квартире. После десятиминутной беготни актриса резко остановилась, заулыбалась и, подойдя к письменному столу, выдвинула верхний ящик.
* * *
На съемочной площадке царил переполох. Десятки людей бегали взад-вперед, и каждый норовил отдавать другим распоряжения. Константин Вольдемарович, умостив свое грузное тело в режиссерское кресло, сидел на удивление тихо. На первый взгляд могло показаться – Ручкин решил вздремнуть, но уже в следующую секунду мужчина заорал:
– Марина! Марина! Где тебя черти носят?
– Бегу-бегу, Константин Вольдемарович, я разговаривала с Нателлой Леонидовной.
– Плевать на Нателлу, где Серебрякова? Ты сказала, что я хочу с ней поговорить?
– Да. Лилиана сейчас не может, ее гримируют…
– Зазнавшаяся звезда, я ей покажу, кто здесь хозяин. – Ручкин поднял с пола газету и, размахивая руками, направился в гримерку Серебряковой.
– Константин Вольдемарович… – обратилась к нему вторая помощница.
– Не сейчас! – рявкнул Ручкин, рывком открывая дверь гримерки.
Катарину попросили выйти, вернее, слово «выйти» не совсем подходило. Ручкин просто-напросто вытолкал Катку в коридор, заявив, что хочет поговорить с Лилианой наедине. Через пару минут к Копейкиной присоединилась Идея Карповна.
– Вас тоже выставили?
Равнодушно махнув рукой, пожилая женщина привычным жестом поправила прядь седых волос.
– А ну его к лешему! Вечно как на иголках, никогда не знаешь, что он выкинет в следующую минуту.
– Неужели все режиссеры такие нервные?
– Почти, это, как они сами выражаются, профессиональная необходимость. Хотя, честно тебе скажу, не понимаю, для чего нужно орать на актеров, от этого они лучше играть не станут. По-моему, надо уметь правильно и убедительно говорить. Если человек не дурак, он поймет и без криков, чего от него хотят, а ежели он тупой, хоть кричи, хоть волком вой, все без толку.