– Вы садитесь, – суетилась старушка, – сейчас будем пить чай.
– Нет-нет, не стоит беспокоиться.
– Как это? Приехали в гости, и не попить чайку, это неправильно. Хлеб – всему голова, а чай – настроение. Так любил повторять мой отец, и я с ним полностью согласна. Нас у родителей девять человек было, и в семье существовал обычай – кто бы в дом ни пришел, обязательно поили гостя чаем. Хоть и жили беднее некуда, а все равно людей потчевали чем бог послал. Да вы садитесь, не стесняйтесь, я сейчас… Мурка, брысь со стола!
Старушка вышла, Катка с Виктором услышали звон посуды.
Через пятнадцать минут троица сидела за столом.
– Ну вот, – радовалась хозяйка, – теперь все по-человечески. Ой, да мы с вами даже не познакомились. Я баба Даша, а если полностью, Дарья Матвеевна Колыванова.
– Виктор, а это Ката, Катарина.
Старушка кивнула.
– Вы такая красивая пара, сразу видно, сильно любите друг друга, совсем как я со своим мужем пятьдесят лет назад. Знаете, – бабулька посмотрела на Виктора, – вы даже чем-то на него похожи. Вон, взгляните, над кроватью портрет висит.
Катка перевела взгляд на фотографию в рамке.
– Ага, определенное сходство присутствует, только мы… не муж и жена.
– Да? – почему-то огорчилась Дарья Матвеевна. – Жаль, вы словно созданы друг для друга.
Столяров хмыкнул:
– Дарья Матвеевна, а почему вы, не поинтересовавшись, кто мы такие, сразу впустили в дом? Опасно в наше время…
– Что ты, дочка, я уже не в том возрасте, чтобы людей бояться. Это раньше держала избу на замке, а сейчас… ничего не боюсь. Воры ко мне не полезут, сами видите, воровать тут нечего.
– Вы одна живете?
– Одна. Совсем одна, доживаю свой век. Я говорила, что в детстве нас у матери с отцом было девять ребятишек?
– Да.
– И еще старый дед. Жили весело, кажный вечер собирались за столом, песни пели. Помню, мать поставит вареную нечищеную картошку и соли маленько, для нас это уже праздник. Сейчас все братья и сестра на том свете, мужа схоронила двадцать с лишним годков назад. Десять лет, как сын помер… водка, окаянная, его сгубила, вот с тех пор я и одна.
– А кто же продукты приносит?
– Спасибо соседям, добрым людям, помогают, не оставляют старуху. Я, слава богу, ходить могу, не жалуюсь особо на здоровье. Так… ноги побаливают, иногда сердечко шалит, а вообще, я хочу, чтобы смерть наступила внезапно. Очень боюсь: слягу, кто тогда смотреть за мной будет?
– Сколько же вам лет?
– Много, сынок, восемьдесят девять весной стукнуло, совсем стара. Я в деда пошла, он помер в девяносто пять годков и до последнего был крепок, как дуб. Помню, бывало, сидит вечером на печи и жалеет, что в поле выйти не может. Я, говорит, молодежь за пояс заткну, вот какой он был. А потом упал дома и помер в одночасье, вот это я называю счастливой смертью.
Ката поежилась: как-то эти два слова не вязались между собой.
«Может, когда мне исполнится девяносто, я буду смотреть на все иначе… хотя сначала надо дожить до этого момента».
– Дарья Матвеевна, а мы ведь к вам по делу приехали.
– Я так и поняла, деточка, очень хорошо тебя запомнила. Я вчера в окошко глядела, тебя сразу приметила, еще подумала – кто ж это такая, раньше не видала я тебя вроде?
– К сожалению, произошла неприятная история: как только я оказалась в доме ваших соседей, на меня напали.
Старушка перекрестилась.
– Напали?
– Именно, представляете, ударили по затылку, я потеряла сознание, а когда пришла в себя, обнаружила, что украли сумочку.
– Ой, беда, наверное, с деньгами?
– Естественно.
– Ну, теперь не найдешь сумку-то, она уж, наверное, тю-тю, лучше забудь.
– Да черт с ней, с сумкой, там были документы, а без них, сами понимаете, никуда.
– Ну что за изверги такие, куда милиция смотрит, не пойму!
– Вы о чем?
– О бомжах этих, будь они неладны: вчерась тебя по башке одна из их баб долбанула.
– Почему вы так решили?
– Так видала. Я почти цельными днями у окошка сижу, это мое, так сказать, развлечение, гляжу по сторонам: где люди пройдут, где собака пробежит, больше-то делать нечего. Телевизор сломался еще при сыне, так его и не починили, выходит, окно – моя отрада. Вчера, когда тебя заприметила, удивилась: думаю, чего девахе в избенке старой понадобилось? Потом вижу – тетка идет, и так, знаешь, крадучись, крадучись, будто скрывается от кого. Я ее, кстати, уже один раз видела. Так вот, она тоже прошмыгнула в калитку, а минут через пять вылетела как ошпаренная. Мне и мысль не пришла, что она тебя, сердешную, оглушила!
– Вы сказали, видели ее раньше, а где?
– Здесь, в деревне. Дня три или четыре тому назад, уж не помню точно. Выглянула в окно, а по дороге идет тетка с хозяйственной сумкой в руках. Идет медленно да все по сторонам озирается. Подошла к дому напротив, постояла, посмотрела, потом достала что-то из сумки и давай шептать. Я, грешным делом, подумала – у нее с мозгами беда, ну, а как объяснить еще? Стоит и говорит сама с собой, держит руку у уха. Туточки она меня приметила и сразу потопала в сторону станции.
– А это точно та самая женщина, которую вы видели вчера? Вы уверены?
– Да-да, милая, не сомневайся, она и одета была так же, вся в черном, как в трауре, и с той же сумкой.
– Молодая?
– Вот лица-то я не разглядела, у нее эта… как ее… ну, когда ворот до подбородка долезает…
– Водолазка?
– Наверное, она ее до самого носа натянула. По походке можно дать лет шестьдесят, заметно, не молодка.
– Это Нателла!
– Стальмакова? – Виктор с сомнением посмотрел на Копейкину. – Ты смеешься, да она выглядит лет на сорок.
– Не забывай, Нателла – актриса, она способна перевоплотиться в кого угодно, тем более вчера я не видела ее на съемочной площадке.
– Ты о чем, дочка?
– Не обращайте внимания, это я так. Вот, взгляните, – Ката достала фотографию Стальмаковой, – похожа она хоть чем-то на ту женщину?
– Ой, ну, нет, конечно. Это совсем еще девчонка и худенькая, как тростинка, а та была грузновата. Нет-нет, дочка, не она, точно говорю.
– Дарья Матвеевна, а как пожар случился?
– Ох, милая, даже вспоминать боязно! Я огонь-то увидела, сердце в пятки и ушло, это ж страх какой, когда в деревне пожар случается! Здесь не город, пожарные неизвестно когда приедут, своими силами справляться нужно, а дома все старые, да и понатыканы впритык друг к дружке. Думала, умру, давление подскочило, сердце прихватило, хорошо, мужики наши, да и бабы тоже, вовремя спохватились, не дали перекинуться огню на соседние дома. Пожарные приехали, когда от дома одна печка осталась. А все из-за бродяг этих, сколько раз я им говорила – убирайтесь отседова! Как об стенку горох, один раз даже угрожали мне, мол, сиди, бабка, не рыпайся, ежели жить хочешь. Вот вам, пожалуйста, я-то жива-здорова, а они погорели.