– Вам лучше уйти.
– Я могу показать паспорт.
– Это лишнее. Всего доброго, – Римма погрузилась в чтение.
Катка встала и нехотя покинула кабинет. В конце концов, глупо было рассчитывать на удачу. Естественно, в издательстве не скажут адрес первой попавшейся незнакомке. Блондинка права, неадекватных сейчас хватает. Но как же быть? Катке жизненно необходим адрес Прасковьи.
Топая к лифту, она услышала голос Риммы:
– Постойте.
Приблизившись к Копейкиной, редактор вполне миролюбиво возвестила:
– Если оставите номер своего телефона, я сегодня же свяжусь с Прасковьей Константиновной и передам ей вашу просьбу. Возможно, она вам перезвонит, в противном случае…
– Конечно же, оставлю, – перебила Катка. – Только скажите Знаменной, что разговор срочный.
Положив в карман блокнотный листок, Римма Сергеевна удалилась.
Редактор не лукавила, она действительно связалась с писательницей.
В девять вечера в коттедже затрезвонил телефон. Заинтригованная Прасковья Константиновна «дала добро» на визит Каты.
– Приезжайте завтра, в первой половине дня, – сказала она.
Ката ликовала. Верно подмечено – стучи и достучишься.
Распахнув дверь, Прасковья Константиновна – маленькая седовласая старушка с добрыми глазами – уверенно проговорила:
– Ты и есть та самая Катарина, я угадала?
– Да.
– Ну проходи. Признаться честно, я всю ночь не спала, все думала, кому и зачем понадобилась? Да ты не снимай туфли-то, так иди.
В кухне, усадив Катку за стол, Знаменная забросала ее вопросами. Узнав, что визит Копейкиной связан с Валентиной Сабуровой, старушка тяжело вздохнула.
– Твоя правда, знаю я Валю. Она мне книгу писать помогала. На протяжении целого года Валюша ко мне по выходным дням наведывалась, записывала мои воспоминания, а потом на компьютере текст набирала.
– Почему именно Валентина, она вам кем приходится?
– Валя – внучка моей ныне покойной подруги. В семидесятых у нас с Петровной дачи в Ногинске по соседству располагались. Я, когда книгу писать собралась, обмолвилась Петровне, что одной-то мне уже не справиться. Вот она Валюшу и порекомендовала. Ладно мы с ней работали, ладно. Одной бы мне до сих пор с записями возиться, а так… книга уже год, как продается. Скоро допечатать должны, а я за вторую засела.
Прасковья Константиновна убрала с морщинистого лба прядь седых волос и, понизив голос, заявила:
– Это очень хорошо, что сейчас стала актуальна литература на военную тематику. Я всегда говорила: молодежь должна знать историю. Должна знать правду о тех ужасных годах! А кто, как не мы, ветераны, можем доподлинно точно рассказать о событиях тех лет? Никто! Я прошла войну от начала до конца и, несмотря на почтенный возраст, а мне уж ни много ни мало – восемьдесят семь стукнуло, помню все в мельчайших подробностях. Такое не забывается, война впечаталась в память навечно. У меня подруга есть, ей девяносто, живет в доме для престарелых. Два года назад в маразм впала. Ничего не помнит, даже меня не узнает… а о войне часами вещать может. Вот так!
– Вы были связисткой?
Знаменная на минуту покинула кухню, а вернувшись, положила на стол книгу.
– Здесь вся правда. Моя боль. Безгранично рада, что книга вышла, у меня с души словно камень свалился, – Прасковья Константиновна надела очки. – Сейчас я тебе фотографию покажу.
Вот, смотри, какой я была, когда война началась. Молодка. Видишь, как глаза искрятся? Не знала, что через месяц жизнь с ног на голову перевернется. Семнадцатого июня я замуж вышла, а через несколько дней… – Знаменная смахнула слезу. – Мужа моего в сорок втором убили. Не пожили мы с ним и недельки в счастье. В марте сорок второго у меня последний лучик надежды отняли – сынишка мой мертвым родился. Не уберегла кровиночку, одна-одинешенька после войны осталась.
Перевернув страницу, Прасковья Константиновна грустно улыбнулась.
– А это я со вторым супругом в начале пятидесятых. Он тоже военный был – полковник. Дочку с ним нажили, без малого тридцать лет вместе прожили. В конце восьмидесятых его удар хватил.
– Вы живете с дочерью?
– Не-е-ет. Оксана десять лет, как в Испании обосновалась. Замуж второй раз вышла и с дочуркой в Мадрид подалась. Оксаночка живет шикарно, богато. Я два раза у них гостила. Собственный дом, на улице бассейн – красота неописуемая. Внучке вот только там не по душе пришлось. Не нравится Испания – и все! Уж Оксаночка и так и эдак – все без толку. Как семнадцать стукнуло, Даша взбеленилась, хоть кричи. Год назад в Москву насовсем вернулась. Сейчас квартиру в центре снимает, в модном салоне работает, на вечернем отделении на модельера обучается. Хороша у меня внучка – и умница, и красавица… тьфу, тьфу, тьфу, чтоб не сглазить.
Постучав три раза по столешнице, Знаменная спохватилась.
– Ой, рассказываю тебе неинтересные истории, совсем с ума сошла, дура старая. Ты ж по делу приехала. Значит, что я могу сказать про Валентину. Как уже заметила раньше, работой ее я довольна, а вот неприятный осадок все равно остался.
– Почему?
– Да видишь ли, дело тут такое… щепетильное.
– Расскажите.
– Это палка о двух концах. Но все равно не хочу брать грех на душу, возводя на человека напраслину.
– Я вас не понимаю.
– Сейчас поймешь, дочка. Началось все два года назад…
* * *
Справив восемьдесят пятый день рождения, Прасковья Константиновна всерьез задумалась над написанием книги. Годы уже не те, здоровье тоже фортели выкидывает, да и сердечко не сегодня завтра может остановиться, не предупредив хозяйку.
Знаменная нашла издательство, переговорила с нужными людьми, которые заверили пенсионерку, что роман, как только будет написан, обязательно увидит свет.
Прасковья Константиновна принялась за работу. С помощью Вали процесс шел гораздо быстрее. Сабурова ни разу не пропускала встречи и, даже когда подхватила простуду, не стала отлеживаться дома, а приехала к Знаменной.
– Валюша, ты бы полечилась, детонька, – качала головой пенсионерка. – Ну зачем такие жертвы?
Девушка сказала:
– Все в порядке, Прасковья Константиновна. Температуры у меня нет, вы не заразитесь, а находиться дома я не могу. Вы же знаете о моих взаимоотношениях с отцовской женушкой.
Знаменная села в кресло и окунулась в воспоминания.
До семи вечера Валентина старательно записывала за Прасковьей каждое слово, время от времени прерывая старушку, дабы сделать небольшой перекур.
Поставив точку, Валя закашлялась.