В дверях Катарина остановилась:
– Вы знаете, что такое любовь?
– Проваливай! – заорал Эрик.
– Эрнест, успокойся. Кат, ты действительно не в себе, – заявила Диана.
– Так знаете или нет?
– Конечно, знаем. – Диана закурила.
– А встречали ли вы людей, которые пронесли свою любовь через всю жизнь?
Аглая Константиновна поднялась:
– Сердце болит, мне необходимо прилечь.
– Спокойной всем ночи, – сказала Катка.
– Спокойной? После того, что ты здесь наплела, мы глаз не сомкнем.
– Эрик, у кого совесть чиста, тот спит сном ангелов.
– Катарина, не уезжай. – Люсьена взяла ее за локоть. – Можешь подняться в мою комнату?
– Без проблем.
Сев на кровать, девушка отчеканила:
– Ты нашла в кабинете заколку! Так знай, я потеряла ее еще утром. И утром заходила к бабе Шуре. Поэтому не рассчитывай, что завтра я помчусь сознаваться в том, чего не совершала.
– Речь шла не о заколке.
– Че, серьезно?
– Заколку я не находила.
Люсьена вздохнула с облегчением:
– А я, дурында, перетрусила. Прям от сердца отлегло.
– Люсьен, мне пора.
– Погоди. Шепни мне на ушко, кто расправился с бабкой и Олегом. Я сохраню это в тайне.
– Извини.
– Ката!
– Я ничего не скажу.
В течение десяти минут Люсьена так и эдак выпытывала у Копейкиной имя убийцы, а когда поняла, что Катка не расколется, надула губки.
– Ты, оказывается, вредная. Ну и ладно. Главное, что я ни в чем не виновата.
По дороге домой Катка прикидывала, как ее слова подействовали на убийцу.
– Испугается или пропустит мимо ушей? Отправится с повинной или будет продолжать изображать добропорядочную особу?
Остановившись у ворот, Ката вышла из «Фиата», сделала пару шагов и почувствовала, как чьи-то крепкие руки стальным кольцом сжали ее тело.
Уже собираясь закричать: «Аглая Константиновна, вам не удастся выйти сухой из воды», Катарина услышала низкий мужской голос:
– Какой вещью ты располагаешь? Признайся, что ты нашла в кабинете? Говори, где она, иначе я тебя прирежу!
Острое лезвие коснулось живота.
Катка повернула голову, и у нее вырвался возглас ужаса:
– Егор?!
– Что ты нашла, мерзкая ищейка? Я не шучу, мне терять нечего.
План Копейкиной сработал. Убийца испугался и попался на крючок. Вот только она-то подозревала в совершении преступлений Аглаю. А видит перед собой Егора. Егор? Не может быть. Но глаза не обманывают – на нее смотрит искаженное злобой лицо Гжельского.
– Тварь! – процедил он, проводя лезвием по бедру Копейкиной. – Думала, раз смогла меня разоблачить, значит, сумеешь загнать в угол? Не выйдет.
– Не делай глупостей. Ты достаточно накуролесил. Пусти меня.
– Поздно. Теперь поздно. Ты сама подписала себе смертный приговор.
Катке показалось, что она уловила скрип калитки. Совсем близко. Услышал ли его Егор?
– Где улика?
– Там. В машине. В бардачке.
Потянув Катку за руку, Егор двинулся к «Фиату».
Понимая, что через несколько секунд она может лишиться жизни, Катарина завопила:
– Помогите! Супермен! Супермен! А-а-а!.. Супермен! Чужой!
Копейкина вовсе не сошла с ума. И звала она не героя нашумевшего фильма, а кавказскую овчарку Николая Наумовича. Пса нарекли Суперменом по настоянию младшего внука дяди Коли. И сейчас Катка как никогда рассчитывала на помощь четвероногого друга.
Скрежет калитки Николая Наумовича Катка могла бы распознать из тысячи других звуков. И она ни секунды не сомневалась, что на вечернюю прогулку с псом вышел именно сосед-пенсионер.
Егор не успел замахнуться, как из темноты показалась огромная пасть с острыми клыками.
Зубы овчарки вонзились в плечо Гжельского. Он взревел от боли.
Перепуганный Николай Наумович, запыхавшись, подбежал к Катке.
– Дядя Коля, у него нож! Он пытался меня убить!
Егор был обезврежен. Супермен полностью оправдал свое звучное имя.
В два часа ночи с Гжельским уже беседовали люди в погонах.
Правда вышла наружу!
Люди чувствуют себя весьма некомфортно, когда им с завидной регулярностью напоминают, что они, в сущности, никто и звать их никак.
Александра Константиновна невзлюбила Егора сразу, как только он переступил порог ее шикарного особняка.
Подтрунивать над вечно хмурым мужиком доставляло Купатовой несравненное удовольствие. Александра, считавшая себя успешной женщиной, достигшей всего благодаря своему трудолюбию, не понимала, как Дианка может терпеть рядом столь ленивого супруга.
Когда Егор засел за диссертацию, Купатова заявила:
– Очередная причина для оправдания своего тунеядства.
Напрасно Диана с Аглаей в один голос доказывали ей, что работающий человек – это не только тот, кто ежедневно вскакивает в шесть утра и сломя голову несется на службу. Тщетно. Для Александры слова родственников являлись пустым звуком. Она давно повесила на Егора ярлык неудачника и, судя по всему, уже не планировала когда-либо его снять.
Егор мужественно терпел издевательства тетки супруги. Списывая частые вспышки гнева Александры на вконец испорченный характер и хроническую усталость, он лишь изредка позволял себе вступать с тиранкой в словесную перепалку.
А ехидство Шуры с каждым днем заходило все дальше. Теперь доставалось не только Егору – под горячую руку частенько попадали Диана, Аглая, Борис и Люсьена.
Белым и пушистым оставался только Олег. Баловень судьбы, законный наследник Купатовой.
Гжельский задавался вопросом: ну почему вокруг столько несправедливости? Почему он вынужден существовать на жалкие подачки Александры? С какой стати у Олега есть все, а у него – практически ничего?
В какой-то момент Егор понял – так жить нельзя.
Диссертация была заброшена, в голову все чаще стали лезть жуткие мысли.
Последней каплей стала покупка автомобиля. Гжельский давно хотел пересесть со старенького «Москвича» в новую иномарку. Но все упиралось в деньги.
Конечно, можно попросить денег у тещи – Аглая не откажет, но ведь она, так же как и все остальные, находится на иждивении у сестры. Зачем потом Егору слушать лишние упреки от Купатовой, которая – в случае если он приобретет иномарку – не замедлит порадовать себя свежей порцией оскорблений.