Катарине показалось, что она ослышалась.
– Ты сказала – брак, свадьба?
– Именно.
– Из нас двоих кто-то сошел с ума. Ты только потеряла супруга, а уже говоришь о свадьбе? Если это шутка, то она неудачная.
– Это правда, – Ирина слезла с подоконника. – В скором времени я стану женой очень влиятельного человека. Мы любим друг друга и проживем с ним долгую и счастливую жизнь.
Катарину осенило.
– Так вот, значит, в чем дело. Ты встретила обеспеченного мужчину и собиралась развестись с Павлом?
– Не совсем так.
– А он не давал развод, я права? И тогда ты…
– Замолчи! Не смей так говорить!
– Но этот вывод напрашивается сам собой.
– Мы с Павлом должны были развестись по обоюдному согласию. Две недели назад мы подали документы на развод.
Катка прислонилась к стене. Вспомнились слова Варвары Тарасовны касательно двух квартир и коварства Ирины. А что, если Нижегородская была права? Вдруг Ирина заранее спланировала все таким образом, чтобы в результате остаться и при квартирах – которые, как известно, никогда не лишние – и при богатом супруге?
– Хватит меня гипнотизировать, – Ира топнула ногой. – Не анализируй, я не убивала Павла! Его смерть – случайное совпадение.
– Совпадение? Не очень подходящее слово.
– Называй как хочешь, но моя совесть чиста. У нас с Пашей был фиктивный брак. Фиктивный! Никто, кроме нас двоих, не знал, что наши отношения продлятся не более полугода. Все было оговорено. Это было необходимо.
– Для чего?
– Чтобы я смогла выйти замуж за любимого человека.
– Не понимаю. Выражайся яснее.
– Павел мой второй супруг.
– И?
– А счастье я должна обрести с третьим мужем.
Копейкина сползла вниз по стене.
– Либо ты держишь меня за идиотку, либо я действительно не въезжаю в ситуацию. Может, расскажешь поподробней.
Ира заметалась по комнатке.
– А тебе так интересно услышать историю бывшей ночной бабочки, выбившейся в люди?
– Кто ночная бабочка?
– Она перед тобой.
– Ты?
– Представь себе. Мне сорок два года, Катарина, а я уже столько повидала на своем веку. О!.. Можно смело садиться за мемуары. Севка в шутку называет меня… – Ирина умолкла.
– Какой Севка? – Ката резко встала.
– Ну Севка, – Ира обкусывала губки, – муж Елены. Всеволод Князев. Понимаешь… он… он мой младший брат. Только не вздумай никому проговориться. В этом, конечно же, нет тайны, но я просто не хочу подставлять Севку. Мы не признались сразу, а теперь вроде как глупо распространяться о семейном родстве.
– Час от часу не легче. Всеволод твой брат и зять Варвары.
– При чем здесь Варвара, почему ты постоянно о ней вспоминаешь? Меня это бесит.
– Прости. Все так неожиданно. Ира, объясни, наконец, что за тайны мадридского двора?
– Не знаю, какие силы меня удерживают, дабы не выставить тебя за дверь, но ей-богу, они меня удерживают. Наверное, это оттого, что я вижу в тебе именно того человека, с которым могла бы подружиться. Ты ведь умеешь дружить, Катарина?
– Думаю, да.
– Завидую. Сразу заметно, ты выросла в достатке, ни в чем не нуждалась, не ревела белугой по ночам и не звала во сне родителей. А мы с Севкой были лишены родительской любви, у нас ее попросту не было. Мы детдомовцы. Хотя попали туда уже будучи достаточно взрослыми ребятишками.
* * *
В детском доме Ирина оказалась, когда ей едва исполнилось двенадцать лет, Всеволоду было семь. Вопреки ожиданиям, брата с сестрой разбросали по разным учреждениям, посему они были лишены возможности видеть друг друга.
Жизнь в детдоме Ирина возненавидела с первого дня пребывания в стенах мрачного здания. Ей, домашней девочке, привыкшей, что все и всегда потакают малейшей ее прихоти, приходилось ох как несладко. И порой девочка доходила до такого отчаянья, что в голове проскальзывали шальные мысли касательно добровольного ухода из жизни. Невыносимо было смириться с тем, что красивая сказка закончилась в одночасье и теперь настали поистине тяжелые, трудные времена. Ирина старалась держаться, она изо всех сил пыталась выжить, не озлобившись на весь белый свет, но с каждым днем надежда на светлое будущее постепенно таяла, уступая место пустоте. Пугающей, мрачной пустоте.
Неизвестно почему, но отношения с ровесниками у Ирины не заладились. Девочку постоянно дразнили, обзывали и вообще старались превратить ее существование в детском доме в ад.
Однажды, после того как Ирине устроили темную, бойкая Лизка Пузырева, имеющая некий авторитет среди подростков, вызвала Иру на серьезный разговор.
– Короче, слушай меня и не вздумай ослушаться. Если будешь продолжать строить из себя принцессу, ходить тебе каждый день в синяках.
Ира всхлипнула.
– Какую принцессу? Я ничего не строю, я только хочу, чтобы вы от меня отстали.
– Мы? А разве я тебя хоть раз пальцем тронула?
– Сама не трогала, но я знаю, что позавчера ты подговорила девчонок, и они устроили мне темную.
Лиза поудобнее уселась на широком подоконнике.
– Выпендриваться надо меньше.
– Я не выпендриваюсь.
– Ага, это ты так считаешь, а со стороны на тебя смотреть противно. Ходишь вся из себя такая-рассякая.
– Не смотри, – буркнула Ира и испугалась. Если Лизка сделается ее врагом, ей точно не жить.
Стараясь говорить как можно спокойней, Ирина отвернулась к окну.
– Ты давно живешь в детском доме? – спросила она, глядя на падающие снежинки.
– Давно, – нехотя ответила Лиза.
– Сколько? Лет пять? Шесть? Восемь?
– Четырнадцать! От меня отказалась мать. Отказалась еще до того, как я появилась на свет. Она меня ненавидела и жаждала поскорее избавиться.
– Откуда ты знаешь, кто рассказывал?
– Ну и дура ты. Я, по-твоему, идиотка или даун? Сама прекрасно знаю, что была мамаше поперек горла. Иначе не очутилась бы в доме малютки.
Ирина грустно вздохнула.
– Не повезло тебе.
– Не надо меня жалеть! – озлобилась Лизавета.
– А у меня было все. Красивая одежда, дорогие игрушки, вкусная еда. Даже нянька с нами жила.
– Нянька?
– Представь себе.
– И что она делала, – прыснула Лиза, – сопли тебе вытирала? Ты такая дылда, неужели не могла обойтись без няньки!
– Ты не понимаешь.