– Почему стоим?! – заорал Глеб и бросился через салон в кабину. – Я же сказал, скорость сто двадцать, идём по левой полосе, всех сгоняем фарами и гудком!! Что случилось?!
– Фу-у, – Никитин вытер со лба испарину.
– Крепкая у тебя башка, – сказала я Дэну, переведя дух.
– Кость! Хотя сотряс, наверное, есть. Слушай, я боюсь, мне будет трудно его охранять. Может, и правда вернуться в Сибирск? Там есть хоть какой-то шанс выжить.
– Ну уж нет! – Я подпихнула его в спину на выход. – Ищи потом тебя, свищи! Ты нам нужен как вещественное доказательство! И не вздумай слинять! Просто держись от меня подальше.
– Есть держаться подальше! – грустно вздохнул Никитин, выходя за мной из автобуса.
– Пробка! – развёл руками Ильич.
Бизя, посмотрев вдаль, присвистнул. Это была не пробка в привычном смысле этого слова, потому что в пробке машины хоть как-то, да движутся. Это был многокилометровый затор, где каждый сантиметр дороги был занят, и где не было вообще никакого движения. Многие водители вышли из машин и, образовав разношёрстные группки, курили, болтали, загорали и даже перекусывали.
– Влипли, сынку! – подбежал к нам Сазон.
– Застряли, бля, – неторопливо подошёл Мальцев.
– Может, рассосётся? – выглянул из автобуса Герман Львович.
– Рассасываются только чирьи и бабки, – поучительно произнёс Сазон и с интересом посмотрел за обочину, туда, где расстилалось чистое поле. – Эй, мужики, давно загораем? – спросил он водил.
– Час двадцать, служивый! Располагайся, – гостеприимно кивнул один из них на расстеленный на земле и накрытый разносолами тент.
– Ага, щас… – пробормотал дед и ещё раз посмотрел в поле. – А что, сынку, ходовая у этих буржуйских корыт хорошая? По русскому полю пройдёт?!
– Автобус пройдёт, и джип твой пройдёт, – задумчиво сказал Бизя. – А вот Мальцев на своём болиде засядет. У него дорожный просвет ровно на лист бумаги.
– А мы Мальцева тут оставим! – весело постановил дед. – Слышь, цуцик, значит, дождёшься, пока пробка рассосётся, и нас по трассе догонишь. Твой агрегат триста кэмэ с места рвёт! Как ракета летает!
– Догоню, – вздохнул Мальцев. – Куда я денусь? – Он грустно запел что-то себе под нос и поплёлся к своей «аудюхе».
– Молодец, Елизарка! – крикнул вдогонку ему Сазон. – Не теряешь присутствия духа! Я тебе гориллу куплю!! А мы пока полями пошкондыбаем! Как, сынку, подходит такой гениальный план?
– Едем! – Бизя залез за руль с полной готовностью ехать несколько километров по бездорожью.
Через минуту мы мчались по непаханому полю вдоль трассы. На ухабах – взлетали, в ямы – ныряли. Автобус трясло нещадно, во всех направлениях и траекториях, словно он попал в центрифугу. Потолок над моей головой ходил ходуном, то и дело норовя припечатать по голове. Пару раз я прикусила язык, пару раз чуть не вылетела в окно, едва успев схватиться за ручку над головой. Никто из стоящих в пробке не рискнул повторить наш маневр, наверное, жалели подвески.
Метров через двести путь нам преградила какая-то речка. Пришлось забирать далеко вправо в поисках брода, это был приличный крюк, но выхода не было. Справа оказалось ещё большее бездорожье и там, где джип Сазона, пролетал без проблем, автобусу приходилось газовать, проходя колдобины с натугой и пробуксовкой.
Я посмотрела на заострившийся профиль Бизона и занялась самоедством, что было мне совершенно несвойственно.
Зачем я позволила Дэну взять свою руку?
Почему не ушла сразу, как только он появился?
Отчего у меня с детства дурацкая потребность подмешивать в плошку с мёдом соль, перец и прочий дёготь?!
– Наверное, я должна извиниться, – тихо сказала я, наступая на горло собственной гордости.
Бизя промолчал, только прибавил газу и сильнее вцепился в руль.
– Я, наверное, должна извиниться! – сказала я громче, перебрав с вызовом в голосе.
– Ты ничего не должна. Курили так курили, гадали так гадали. Главное, чтобы я этого серого козлика больше не видел.
– Я попросила его ехать с нами.
– Зря.
– Если он исчезнет, мы никогда не узнаем, кто тебя заказал.
– Плевать.
– Тебя ещё раз закажут!
– Плевать.
Разговаривать дальше было бессмысленно. Глеб вовремя не притормозил, и нас тряхнуло на кочке так, что я всё-таки ударилась о потолок головой и больно прикусила губу.
– Глеб Сергеич! – крикнул из салона Абросимов. – А где Гаспарян?
– Что значит – где?
– Я не вижу его в автобусе!
– А под кроватью смотрели? – заорал Глеб, включив громкую связь.
– Тут не до шуток! Его действительно нигде нет! Только мобильник на кровати валяется и бейсболка…
– Чёрт!! – Бизя резко нажал на тормоз и погудел Сазону, чтобы тот остановился. – Кто видел Гаспаряна последним?!
Повисло молчание, я оглянулась и увидела, как все вопросительно смотрят друг на друга.
– Я видела, – наконец тихо призналась Лаптева. – Когда мы подъехали к пробке, все вышли из автобуса, кроме Ганса. Он спал на своей кровати.
– Сбежал… – Глеб потёр виски. – Сбежал, гад, вместе с капсулами.
– Да не выходил он из автобуса! – горячо воскликнул Никитин. – Ей-богу, не выходил! Я стоял возле передней двери, мимо меня бы он не прошёл.
– Не мог он, Глеб Сергеич, без мобилы сбежать! – высказал свои соображения Герман. – Ганс над своим телефоном жутко трясётся. У него там и фото, и видео, и столько всяких прибамбасов, что он скорее душу продаст, чем с телефоном расстанется!
– Украли его, – прошептал вдруг Ильич. – Как обезьяну. В рожу салфетку с эфиром сунули и через задние двери вытащили, пока мы все на дороге околачивались! Господи! – схватился Троцкий за голову. – Началась сказка про негритят, да?! Нас всех по очереди начнут убирать?! Сначала мартышка, потом Ганс, потом Герман, потом Викторина, потом… я!! Эти борисовцы – страшные люди! Их не видно, но они – везде! – Ильич огляделся и замахал у себя над головой руками. – Везде!!
– Мы теряем его, – прошептала я Бизе. – Кажется, твой директор того, ку-ку!
– А позвольте спросить, Владимир Ильич, – с обидой поинтересовался Герман, – почему это после Ганса сразу иду я?
– А!! – отшатнулся от него Троцкий, но тут же взял себя в руки и дрожащим голосом пояснил: – Да потому, уважаемый Герман Львович, что по закону жанра сначала убивают второстепенных героев, и тогда все с замиранием сердца ждут, когда же уберут главного…
– Это я-то второстепенный? – прищурился Обморок. – А вы, значит, главный?
– Отставить базар! – рявкнул по громкой связи Бизон и бессмысленный разговор прекратился.