Да, слушается. Где там слушается! Я тужусь, как роженица, но стою на земле незыблемо, словно чугунный памятник. Да не получается у меня, ну!
Ирочка мягко, ласково, необидно смеется.
- Нет, ты опять не так, мой нелетучий. Хорошо, попробуем иначе. Закинь голову.
Я послушно закидываю голову.
- Руки за спину, в замок!
Сделано. Ну и?
Ирочка вдруг легко взмывает над землей, зависает надо мной. Смеющиеся серые глаза в какомто полуметре. Ближе. Еще ближе. Совсем рядом.
- Нука, поцелуй меня! Без рук, без рук!
Я тянусь к ней, и вдруг чувствую, как ноги мои отрываются от земли. Смеющиеся глаза вдруг начинают удаляться, и я в панике тянусь к моей Ирочке руками, пытаясь схватить ее, не отпустить.
- Ты летишь, Рома! Ты летишь!
Ух ты! Я же лечу! Я смотрю вниз, подо мной уже добрых десятьдвенадцать метров. Я не брякнусь?
Меня бросает вниз. И тут же страх резко подбрасывает меня вверх. Еще пара секунд, и мой мозг вдруг понимает, что и как надо делать. Господи, да это же не сложнее, чем ходить!
Земля уходит вниз. Я медленно, неуклюже поднимаюсь по широкой спирали. Подо мной сереет унылый ноябрьский лес, далее широкое поле, с которого я взлетал. Сверху виднеется маленькая коробочка моей машины, приткнувшаяся к обочине глухого проселка. Для обучения полетам Ирочка выбрала абсолютно безлюдное место ведь я еще не умею пользоваться маскировкой.
"Это твой Первый полет, Рома. Ты не понимаешь, чего достиг существо, генетически не приспособленное к полетам. Я горжусь тобой, родной мой, правда! Нет, больше, гораздо больше я люблю тебя"
Закат отгорел. Сумерки незаметно сгущаются, мягко скрадывая очертания предметов, мрак копит силы в темных углах комнаты. Включить уже свет, что ли?
Нет, не хочу. Яркий свет враз расставит все по местам, вернет меня в реальность грубо и бесцеремонно, оборвав поток воспоминаний. Да и рисунок уже закончен.
С белеющего альбомного листа на меня смотрит моя Ирочка. Такая, какой она еще недавно была, пока ей не встретился на пути хищный и не совсем разумный абориген дикой планеты, не имеющий ничего, кроме любви.
Я вздыхаю. Не обманывай себя, хищник, не так уж ты глуп, чтобы не понять. Любовь станет для тебя оправданием в том, и только в том случае, если ты сможешь спасти и сохранить свою любимую. Любовь должна удлинять жизнь, а не укорачивать.
Все тихо в квартире. И только гдето в самых глубинах моего подсознания выбирает отпущенное нам двоим время невидимая адская машина.
Тик…тик…
Ну когда же она вернется, наконец! Мне без нее плохо…
…
"Ау, любимый! Ты дома?"
"Конечно, родная. Ты где?"
Шелестящий бесплотный смех.
"Меня везут домой, в твои объятия. Этот Виталий человек слова. Я сейчас позвоню тебе по сотовому, ты выйди к подъезду, встреть меня, пожалуйста"
"Зачем звонить? Я и так выйду, встречу"
В моем мозгу возникает картина кот, рассматривающий толстый учебник по высшей математике. Намек ясен.
"Тогда это будет выглядеть так, будто ты все это время торчал в темном подъезде, мое счастье. Или мне сейчас начать лекцию про телепатию? Соображать надо. И вообще, с каких пор ты стал обсуждать команды в ходе операции? Разболтался, никакой дисциплины"
"Виноват, сэр. Больше не повторится, сэр. Жду звонка, сэр"
"Другое дело. Все, не отвлекай. Я продолжаю работу с клиентом"
В груди у меня тепло, и я знаю, отчего. Ведь она же вполне могла избежать этой беседы, лишнее нервное напряжение, отвлекающее внимание во время сложной работы. Но если есть у нее хоть малейшая возможность всегда поговорит, хоть о пустяке, хоть парой слов. Потому что ей без меня плохо. Маленькая моя!
- …Уф, денек!
Ирочка скидывает ненавистные туфли на шпильках, с наслаждением зашвыривает их в дальний угол прихожей. Проходит в комнату, расстегивая на ходу застежки своего платья, змейкой выскальзывает из него. Летят на диван колготки, вместе с трусиками. Обычное дело. Свобода, свобода!
- Удалось?
- Сейчас, сейчас. Вот только смою с себя все эти взгляды… Гадость, хуже сырого мяса!
Она уже в ванной. Можно ловить мысли, но я хочу ее видеть. Топаю следом, дурнем торчу в дверном проеме, наблюдая, как она моется в душе.
- Панцирь Антарктиды треснул. Для полного таяния льдов времени было маловато, но начало есть. Ладно. Ему нужна женщина, Рома. Такая, которая смогла бы заменить…
Я в недоумении. Как, и эту проблему решать моей Ирочке?
Она даже перестала плескаться.
- А кому же? Это же моя работа спасать и сохранять. Взялся ходи. Правильно сказала?
- Рома, давай обсудим коечто. Вот ты сегодня собирался слегка повоевать…
- Нет, родная. Я собирался поправить рыло и мозги одному типу, оскорбившему мою жену.
- А если бы он тебя побил? Крупный, здоровый самец…
- Война без потерь не бывает. Но я бы справился, будь уверена.
- Да верю, верю. Особенно в таком состоянии… Плюс перстень, плюс Коля в резерве. Плюс я.
- Чего ты добиваешься?
- Пойми, Рома. Всех гадов не перебьешь, как точно выражается КоляХруст. Вот ты вполне мог сегодня сорвать операцию, которая долго и тщательно готовилась. И изза чего? Изза какогото скота? Да ведь он не представлял для меня ни малейшей опасности. И если хочешь знать, про меня сегодня думали примерно то же еще пять или шесть скотов, я уловила. Это не считая просто раздевающих взглядов, которых вообще миллион.
- Чего ты хочешь? Чтобы всякая сволочь тебя оскорбляла, а я смотрел на это с олимпийским спокойствием? Верно, всех гадов не перебьешь. Но если есть хоть малейшая возможность, их следует бить. Это тоже слова твоего любимого Коли, между прочим.
Она мягко гладит меня по лицу, лаская взглядом.
- Любимый у меня только один, и он сидит передо мной. Ну хорошо, попробую иначе. Вот у вас есть такая профессия старатели. Люди, которые добывают золото или алмазы. Они целыми днями копаются в грязи, им холодно и неуютно. Но добыча стоит того. Так вот, Рома. Я старатель человеческих душ, и я не боюсь грязи. И все, кто работает на вашей дикой планете, грязи не боятся. Добыча стоит того. А кто не любит грязи, в миссионеры не идет. Мало ли других, более чистых профессий.
Она смотрит почти умоляюще.
- Обещай мне, Рома, без команды не стрелять. Ну пожалуйста!
Ну что ей ответить?
- Я не могу обещать тебе этого. Даже с риском тебя обидеть. Все верно я глуп, я могу сорвать тщательно продуманную операцию изза какогото никчемного скота. Но я перестану себя уважать, если буду спокойно смотреть и слушать, как оскорбляют мою жену. А это, родная, гораздо опаснее. Правильно сказал?